Новая толерантность. Почему Австрия хочет оставить мусульманские садики без денег
Глава МИД Австрии разразился скандальным заявлением: по его мнению, власти стоит закрыть государственные мусульманские дошкольные учреждения. Никаких мусульманских детских садов не должно быть. И уж конечно, их не следует финансировать из госбюджета. Ведь это, согласитесь, абсурд, когда государство из собственного кармана финансирует некую "параллельную реальность" внутри самого себя.
Само это выступление можно было бы списать на что-нибудь удобное: на принадлежность министра Курца к правым популистам, например, или, наоборот, на левизну правящего кабинета в целом. Но проблема в том, что этот пассаж оказывается не просто частным случаем на фоне свежего доклада о ежегодном Индексе социального прогресса. Означенный прогресс, как утверждают исследователи, забуксовал. Причем как раз из-за наступления на права человека. И ладно бы в какой-нибудь России или Турции, не говоря уже о Туркменистане. Ситуация обострилась в западном мире, который начал отчетливо демонстрировать усталость от толерантности.
Взять хоть Австрию. Это ведь не глава МИД придумал и не нынешний правящий кабинет инициировал. Проблема мусульманских учебных заведений в этой стране изучается и муссируется уже несколько лет. Исследователи обращают внимание на то, что финансирование мусульманских детских садов в Вене составляет 27 млн евро в год, притом что содержание образования и воспитания, мягко говоря, не совпадает с присущими европейскому обществу социальными стереотипами. За собственные деньги австрийцы формируют внутри своего общества "альтернативную реальность". "Исламский мир".
Судя по ежегодному индексу, Австрия не единственная страна, обеспокоенная этой проблемой. Просто здесь кстати подвернулся министр, который был готов высказаться по этому поводу вслух. Основания для беспокойства действительно есть. Причем количество европейских юношей и девушек, вербующихся в ИГ, — только верхушка айсберга. Настоящая проблема — вот это самое "формирование параллельной реальности".
Само собой, оно началось не вчера. Ведь целые кварталы, куда женщина не может зайти с непокрытой головой, выросли в крупных европейских городах не за последние годы. И, кстати, снижение толерантности и инклюзивности в отношении новых мигрантов, зафиксированные в нынешнем Индексе социального прогресса, обусловлено не сиюминутным плохим настроением европейского обывателя. Просто симптомы "несварения" от "проглоченных" в прошлые десятилетия эмигрантов становится все сложнее игнорировать или списывать на какие-то другие недомогания.
На Западе начинают не только понимать, но даже ощущать, что угроза от "параллельной реальности", сформировавшейся внутри страны, вполне реальная. Эту проблему долго не хотели замечать, прикрываясь соображениями мультикультурализма. Но невозможно поднимать давление в закрытом котле бесконечно: одну за другой европейские страны начали сотрясать "нетолерантные" скандалы. Оказалось, что не только в мусульманских кварталах стало опасно появляться женщинам без головных уборов, эти "кварталы" расползаются по картам городов и начинают диктовать им свои условия. Согласно индексу в этом году отрицательный показатель толерантности и инклюзивности преподнесли также США.
Снижение индекса социального прогресса — это, конечно, очень печальный симптом. Мы привыкли думать, что прогресс — это хорошо, причем не только научно-технический. Проблема социального прогресса и его отличие от научно-технического в том, что его показатели относительны, а формулировки, четкие и звонкие вначале, со временем расплываются и в какой-то момент подвергаются взлому. Это происходит прямо у нас на глазах: социальное "вундерваффе" западного мира ловко принимается на вооружение его противниками. Права человека теперь это не только (и местами — не столько) оружие справедливой войны за лучшее будущее для всех, но и оружие гибридной войны для тех, кто, попросту говоря, имел в виду и права человека, и социальный прогресс.
Мы столкнулись с этой проблемой вплотную в войне с Россией. Западный мир познает те же горькие истины в террористической войне с мусульманским экстремизмом. "Русский мир", проникавший в тело нашей страны веками, сформировавший тут свою "параллельную реальность", приучив нас к мысли, что это "нормально", успешно воспользовался ею (и продолжает успешно пользоваться), когда пришло время решительного наступления. Точно так же поступают ИГ и другие радикальные группировки в Европе.
Отчасти это слабость определений. Представление о том, как понимать и применять термины "толерантность" и "мультикультурализм", сформировались в определенных политических условиях. Условия претерпели коренные изменения, но гибкость и способность оперативно реагировать на изменение ситуации никогда не входили в число сильных сторон бюрократии. И вот теперь мы наблюдаем такую странную девиацию: инклюзивность, идущая на пару с толерантностью, не имеет ничего общего с интеграцией иммигрантов в культурную среду новой родины. Их право оставаться собой и жить так, как они считают нужным, оказывается священным даже в тех случаях, когда начинает конфликтовать с правами тех, кто не разделяет их доктрин.
В то время как инклюзивность состоит вовсе не в том, чтобы включать в бюджет строку на содержание детских садиков, где воспитывают правоверных мусульман, для которых доктрины прав человека котируются намного ниже доктрин шариата, а требование "слушать Донбасс" и блюсти "права русскоязычных" при необходимости подкрепляется "найденной в шахте" артиллерией.
Что бы мне ни приписывали, скажу откровенно: я вовсе не считаю, что русский нужно искоренить и выкинуть вон, я не считаю, что русское православие должно быть стерто с религиозной карты Украины. Точно так же, как глава МИД Австрии вряд ли считает, что детей-мусульман надо срочно атеизировать или, на худой конец, крестить. Если привести в порядок, вернуть в границы нормы правовые отношения внутри нашей страны, так же как и в Австрии, без экивоков в сторону чьего-то эксклюзивного права "быть услышанным", радикальные меры не понадобятся. Балансировать интересы разных групп внутри общества — занятие сложное, но, в конце концов, это входит в профессиональные обязанности людей, осуществляющих государственную власть.
Я знаю, что многих консервативно настроенных сограждан возмущает то, что религия, культурная и языковая принадлежность, сексуальные склонности — это личное дело каждого, никто не обязан с этой твоей особенностью носиться как с писаной торбой и никто не вправе покушаться на нее. Но главный урок провала мультикультурализма не в том, что "такая модель не работает", как теперь любят покричать консервативные критики. А в том, что никто на самом деле не потрудился провести эту модель в жизнь в полной мере и со всей последовательностью. Инклюзивность понадобилась только потому, что, как чертик из коробочки, выскочила "эксклюзивность". Виной чему нежелание решать проблемы по мере их поступления. Европейский мультикультурализм оказался ленивым: он не решал проблем, он откупался от них. И слова правого популиста Себастьяна Курца о прекращении финансирования мусульманских детских садиков следует понимать именно в таком контексте: стратегия откупного больше не работает. Да и не работала никогда.
В условиях гибридной войны — и нашей, и общемировой — единственным спасением оказывается инклюзивность, предполагающая максимальную и быструю интеграцию иммигрантов в новую среду. Даже ценой их эксклюзивности. Так, например, как это происходило США после Второй мировой, когда не было еще высоких социальных стандартов и, соответственно, выплат. Эмигранты массово колесили по стране в поисках работы, оседали там, где находили ее, и оказывалось, что это отличный способ интегрировать их в новую жизнь. При этом, кстати, они довольно успешно сохраняли свои корни — формировали диаспоры, объединялись в религиозные группы и т. д., но не получали на основании своих культурных особенностей никаких преференций.
Это, кстати, хороший урок нам, находящимся на острие гибридной войны и переживающим свои сложности с "культурным разнообразием" в попытках если не быть, то хотя бы казаться "соответствующими стандартам". Наши внутренние мигранты находятся в удручающем положении из-за отсутствия нормальной социальной программы поддержки. Украина, увы, сильно не дотягивает даже до тех США, какими они были после Второй мировой. Но сама необходимость для мигрантов перемещаться и перемешиваться, скорее всего, играет на руку нашему общему будущему.
В нем русскоязычные имеют право на русский язык, русские православные могут организовываться в свои приходы, Донбасс имеет право быть услышанным, но это не эксклюзивное право Донбасса и русскоязычного населения. Как только кто-то требует для себя на основании своей "самобытности" какого-то особого права, вступающего в конфликт с правами прочих граждан этой страны, это уже не борьба за свои права. Это вообще не борьба за, это борьба против. Мы называем такую борьбу гибридной войной.
"Мир становится жестче", — пишут коллеги, анализируя результаты ежегодного индекса. Мир становится другим. Старые определения, старые шкалы и индексы перестают работать. Старые формулировки превращаются в лозунги. В смысловые прорехи начинает просачиваться что-то прямо противоположное тому, что мы понимали — и хотим понимать — под привычными словами. Мир становится не жестче, не злее и не угрюмее. Мир становится другим. И будет лучше, если мы, увлеченные индексами и подсчетами успехов Нигерии и провалов Турции, это заметим и вернем смысл словам.