Зачем Кремль "призывает" продовольственный кризис
Продовольственный кризис был неотъемлемой частью позднего СССР. Того времени, когда "они были молодые", формировались, становились из юношей мужчинами, из школьников - чекистами. Но не только ностальгией можно объяснить то, что нынешняя кремлевская власть имитирует именно это время - эпоху позднего застоя. Ведь именно к этому периоду относится величественная сделка "газ-трубы", подсадившая Западную Европу на иглу Газпрома. Ну и приход к прямой власти в СССР КГБ-шного генерала, наверное, нынешним кремлевским чекистам кажется важным - теперь об Андропове можно говорить, как о родоначальнике династии гэбистов-генсеков.
У брежневско-андроповского продовольственного кризиса было собственное политическое предназначение. Даже самый политически озабоченный советский интеллигент, который замирал перед голубым экраном, когда над плечом у ведущего программы "Время" появлялась карта Польши, забывал о Ярузельском и Солидарности, стоило ему отойти от телевизора и выйти на кухню. Потому что тут его поджидал более насущный вопрос. Магазины - в том числе продовольственные - напоминали музейные залы. А цены на рынках "у частников" были непосильными для большинства советских граждан.
Еда в СССР была местом страсти. Не только из-за трудностей, с которыми она добывалась. Это было прямым следствием (и свидетельством) полуголодного существования и знания о голоде не понаслышке. Голод поражал жителей СССР поколение за поколением - в 20-х, 30-х, 40-х и даже в начале 50-х. Голод впечатался в сознание советского человека и страх перед ним передавался по наследству. Вспомните квазирелигиозное отношение к хлебу - призванное подменить, собственно, религиозное, связывающее хлеб и Тело - которое насаживали еще в моем детстве. Сколько горьких истин выслушивали детишки, не знавшие голода и имевшие наглость сметать крошки со стола на пол или, страшно сказать, просто выбрасывать невкусный мякиш, с которого уже сгрызена хрустящая (и оттого терпимая на вкус) корочка. Хлеб был священным без всякого религиозного подтекста (который обязательно имела в виду идеология) - в рамках "синдрома голодавшего", который имели в анамнезе еще мои родители.
Отношение к еде в СССР выходило за рамки бытового. Необходимость "доставать" большую часть обычных продуктов питания (масло, яйца, сыр, мясо, рыба, колбасные изделия и даже консервы, если не считать сельдь иваси в банках, похожих на противопехотные мины, морскую капусты и кильки в томате) превращало добычу еды в героический поход с элементами авантюры. "Колбасные рейсы", продуктовые передачи родственникам в провинцию, поездка в глубинку, предварявшаяся сначала добычей дефицита (а в дефиците было почти все), а потом превращавшая путешественников в караван вьючных животных, нагруженных снедью.
Еда в СССР была и путешествием, и приключением, и детективом, и драмой, и даже романом. В репертуаре Аркадия Райкина самой популярной, самой цитируемой была миниатюра о ней - о еде. Вернее, о дефиците. Именно благодаря этой миниатюре советские миллионы узнали заморское слово "анчоус".
Советским бестселлером №1 было непревзойденное по полиграфии (на то время) детище "отца советского шампанского" Микояна "Книга о вкусной и здоровой пище". Книга эта была создана в первую очередь для чтения, и уж только потом - в качестве сборника рецептов. Разлогие цитаты из Сталина и материалов партийных съездов перемежались гурманскими описаниями разнообразных деликатесов и достоинством отечественных вин.
Пища духовная и здесь посрамляла желудок и оставалась неким неуловимым объектом желания. Чем-то вроде феи. Или Синей птицы. Кстати, любопытная деталь - главная отечественная разгромная статья о рок-музыке, напечатанная в "Комсомольской правде" в 1982 году, называлась "Рагу из Синей птицы". Само название многое говорит об отношение к пище. Ведь не какой-нибудь "сумбур вместо музыки" сталинский-допотопный - именно "рагу"! Впрочем, если учесть тот факт, что "синими птицами" в то время именовали доступных, главным образом, в пайках цыплят-бройлеров - то ничего удивительного. Автор просто непроизвольно выказал в этом заголовке подсознательную тоску советского желудка по куску мяса. Пускай даже худосочного.
А главным атрибутом этого пище-центрического советского быта оставались, разумеется, праздники. Которые совершенно естественным образом сводились к многочасовому сидению за столом - с короткими выходами, чтобы дать возможность хозяйке прибрать и накрыть следующую перемену. Настоящим праздником, собственно, и было вкушение пищи. Каждый день рожденья, каждое восьмое марта или день работника теплосетей был не просто пиром, но пиром раблезианским. Если хозяйка не могла обеспечить три перемены блюд (закуски, "горячее" и "сладкий стол"), считалась "плохой хозяйкой". Причем на праздничные столы не готовили ничего "легкого" - пускай не обманывается европейский слух словом "закуска". Картофельные и яичные салаты, густо заправленные майонезом никак нельзя назвать "легкой пищей". Перед походом в гости никто не ел с самого утра, хотя ходили слухи, что это неправильно - тактика "голодного гостя" разбивалась о закуски, которыми он наедался, и съесть "горячее" (не говоря уже о торте с чаем) у него уж не хватало вдохновения... В общем, вопрос о том, как съесть побольше, тревожил пытливые умы не меньше, чем хозяйку - где достать продукты и как приготовить одну и ту же селедку четырьмя разными способами, и чтобы все - "а ля форель".
Да, это все - в период продовольственного кризиса. Из-за которого 26 съезд КПСС в 1982 году даже был вынужден принять Продовольственную программу, призванную как-то разрешить проблему еды (она, разумеется, провалилась). Но, казалось, чем глубже кризис, чем труднее купить в магазине хотя бы бутербродное масло (смесь сливочного с маргарином и, злые языки говорили, продуктами нефтепереработки - нефти-то в стране было немеряно, но ее саму на хлеб не намажешь) - тем суровее придерживались правил изобильного застолья. Защитная реакция на угрозу голода.
Не думала, что увижу ее снова и, главное, "узнаю в лицо". Что-то промелькнуло в воображении при виде гор уничтожаемых санкционных продуктов. Но ассоциировалось, скорее, с "бульдозерной выставкой", чем с продовольственной программой. Картинка сложилась только совсем недавно, когда лента новостей начала приносить поистине раблезианские сюжеты. О слете учителей где-то в Кемерово, на котором участники в качестве конкурсной работы (по русскому языку?) выложили портрет Пушкина, чернильницу с пером и Золотую Рыбку черной и красной икрой на тертом сыре, изображавшем благородно пожелтевшую страницу. Или о том, что в каком-то ресторане - тоже в российской глубинке - будет воссоздана Джоконда размерами четыре квадратных метра вся такая из соусов, пасты, свежих овощей и прочей снеди.
Все эти сюжеты отсылают нас не к литературе, искусству и прочим сокровищам человеческого духа, а к советским избыточным застольям - пирам тощих телом и нищих духом.
Кремлю, заигравшемуся в back to USSR настолько, что вот-вот получит свой "Афган" на Ближнем Востоке, для полного соответствия антуража, определенно, не хватает продовольственного кризиса. Который захватил бы граждан настолько, что любая, самая стыдная или грустная новость "из телевизора" беспокоила ровно до тех пор, пока телезритель не вышел на кухню. И если кризис еще не настал, то ритуальные имитации уже во всю входят в моду.