Нобелевская премия по литературе-2024: укрощение бунтарки
Лауреаткой Нобелевской премии по литературе этого года стала Хан Канг — южнокорейская писательница, известная, прежде всего, по роману "Вегетарианка"
Формулировка, согласно которой Хан Канг присудили премию, отметила "ее сильную поэтическую прозу, которая противостоит историческим травмам и разоблачает хрупкость человеческой жизни". За такой плавной формулировкой кроется несколько мощных произведений о сопротивлении человека угнетению, приобретающему порой совершенно причудливые формы.
Прозу Хан Канг часто сравнивают с Кафкой, а самый известный ее роман "Вегетарианка" открыто называют перепевом "Превращения". Есть семья, которая со стороны выглядит нормальной, но отношения между родителями и детьми где-то на грани эмоционального терроризма; есть тайны между братьями-сестрами, которые так и остаются тайной, но разрушают людей изнутри; есть нереализованные эротические желания, которые тоже замалчивают. Все они живут привычной жизнью, встречаются за завтраком и ужином, болтают ни о чем. А потом происходит что-то экстраординарное: сын просыпается и обнаруживает, что он — большое насекомое, дочь же медленно превращается в дерево — и это чрезвычайное происшествие разоблачает смиренную ложь, в которой все жили до этого. И речь вовсе не об историях о сыновьях-насекомых и дочерях-деревьях — такие сюжеты всегда рассказывают о семьях, которые не могут смириться, когда Один-из-Нас, Такой-же-как-Мы становится вдруг Чужим… Не вольно выходить из строя !
В "Вегетарианке" художница Сон Хэ существует одновременно в двух дисфункциональных семьях. Есть отец-мать, которые тиранят и унижают ее. Есть мужчина-садист-предатель, который ее и за человека не считает. Однажды Сон видит ужасный сон, после которого ее воротит от мяса, чисто физически. Она сама не ест мясо и не может видеть, как кто-то его потребляет (этот отказ очень сложно реализовать, ведь готовит в семье именно она). Постепенно Сон становится все более радикальной: перестает питаться вообще и в конце концов превращается из человека в растение. Пышно прорастает красивым деревом прямо в дурку.
Хан Канг пишет о мире вроде бы нормальных людей — лжецов, предателей, грешников, к которому главная героиня по ее собственному выбору предпочитает не принадлежать. Этот мир слишком жесток, люди питаются болью друг друга, пожирают плоть ближнего своего. Вегетарианство для Канг – метафора; очевидно, это способ перестать быть человеком и, следовательно, стать им наконец-то. Писательница рассказывала, что ее вдохновило стихотворение корейского поэта Ким Хегона, жившего и писавшего в японской оккупации: "И считаю: люди должны быть растениями". Хан была несколько лет одержима этой ремаркой, пока не трансформировала оккупацию в принудительную любовь к семье, а поэтический образ не сделала буквальным превращением человека в растение.
"Вегетарианка" вышла в свет в 2007 году, через восемь лет роман перевели на английский (говорят, очень неудачно, между прочим), он получил Международного Букера. "Вегетарианка" сделала Хан Кангом литературной звездой мирового масштаба. Сейчас Хан пятьдесят три и она первая нобелиантка среди литераторов Южной Кореи. Более того: она первая азиатка, которая получила литературную Нобелевку. Кстати, "Вегетарианка" была ее дебютным романом – до этого Канг писала и издавала циклы стихов, обнародовала одну книгу малой прозы, время от времени публиковала отдельные рассказы. Нет, это не история о золушке-от-литературы — Хан Канг принадлежит к писательской династии, в литературе работают ее отец и брат, Канг является профессиональной филологиней, она очень серьезно подходит к работе с текстом и уважает свою профессию, с каждой новой книгой ее мастерство растет. Но рискну предположить, что именно дебютная "Вегетарианка" — изысканный манифест бунта против бытия-человеком — обрекла ее на Нобелевку в 2024 году. Сейчас как раз время обдумывать множество вариантов не-быть.
Собственно, каждый ее роман, рассказ и стихотворение рассуждают об одной проблеме: что может сделать человек, чтобы перестать отвечать на запросы окружающих и наконец-то услышать свои собственные желания. В основном герои Хан Канг не делают что-то, а делают ничто — они декларируют и реализуют отказ. Мир Канг – это реестр вещей, которые мы отвергаем, когда ищем себя.
В "Белой книге", например, Канг рассказывает историю рождения. Родильница – ее мать. Пока мы читаем, как женщина рожает младенца, как ищет пеленку, как пытается докричаться до врача и мужа (шторм на улице), как перерезает пуповину, мы спокойно думаем: нам автор рассказывает историю своего рождения. А потом будет сцена, где только что рожденный младенец умирает. Канг описывает смерть старшей сестры. Но сообщение звучит, извините, сильнее смерти сестры: моя мать родила мертвого ребенка. Уведомление о том, как быть и не быть одновременно, точнее: быть и отказываться быть.
Если отбросить все-все-все, что останется в результате? – Тело, которое перфектно умеет не существовать.
"Белая книга" 2016 года — еще один безоговорочный хит Канг. Это такая серия очерков, виньеток, стихов в прозе, нанизанных на тему "нечто белое". Говорит: когда я решила, что хочу написать книгу о белых вещах, то начала с того, что составила список белого: пеленка и крестильное платье, снег, соль, лед, Луна, рис, морская пена, белые волосы, белая собака, чистая бумага, пепел, цветы юлана, плащаница.
Такой список — явное приветствие "Заметкам в изголовье" Сей-Шенагон, классическая женская проза, построенная на списках: вещи, которые я люблю, вещи, которые меня заставляют грустить. Ханг перечисляет белые вещи, которые существуют, пока белые и благодаря тому, что белые. И следующие полсотни страниц она берется писать об этих вещах, но в конце концов рассказывает, почему никак не может начать писать эту книгу, как сильно ее обессиливает мигрень. Она описывает белую боль. Белый – это не цвет, а отсутствие цвета. Пеленка: родится мертвый ребенок. Зола: город, уничтоженный ядерным взрывом, покрылся слоем раскаленного добела пепла. Грудное молоко: женщина, которая сейчас будет кормить впервые своего первенца, вспоминает, что росла на рисовом отваре, потому что ее мать умерла в родах. Снег: под фонарным столбом в пятнышке света замерзает упавший человек — больной или пьяный… Хан Канг пишет ощутимость, не-существование.
Белым по белому – такие штуки увидеть сложно, разве что нащупать. Как опухоль в теле, до сих пор считающем себя здоровым.
И вот с такой оптикой Хан Канг берется писать об истории. Она сосредоточена на 1980 году в Южной Корее. А там был еще тот кровавый хаос. В Квандже (а это родной город автора) в мае вспыхнуло восстание, жертв официально более двухсот, неофициально почти тысяча. Генерал Чон Ду Хван, пришедший к власти в результате военного переворота, установил военное положение. Это был ответ на студенческие восстания против закрытия университета на юге. Свертывание свободной печати, запрет политической деятельности – начинала вырисовываться диктатура. Восстания нарастали, против студентов и присоединившихся к ним бросили армию. 90 минут повстанцы сопротивлялись 20-тысячному войску. Они проиграли, конечно. Эпическая история из разряда "Давид вышел против Голиафа, Давид проиграл" широко известна в корейской литературе и кино, она до сих пор сильно бередит раны народа, разбирающегося в болях военных травм.
Хан Канг пишет о тех событиях роман "Человеческие поступки" 2014-го, при этом передает право рассказать историю шести разным героям — мальчик, друг мальчика, мать мальчика, редактор, заключенный, девочка с фабрики, а в эпилоге заговорит от себя. (Я не знаю, что будут делать украинские переводчики, но английский переводчик Канг чудом не сошел с ума, потому что каждый ее герой говорит на другом диалекте, еще и по ходу дела умудряется сказать предложение-второе на китайском).
Мы уже немного о Канг знаем и можем предположить, с чего она начнет свой исторический "мультикультурный роман". С описания мертвых тел, правда? Из больницы Красного креста сейчас привезут тела погибших. Перед больницей собралась толпа людей, ищущих родных и близких. Своих мертвых следует почтить и достойно похоронить. Двадцать восемь гробов уже стоят на площади, сейчас привезут еще тридцать. Толпа свирепствует и горюет. Родственники погибших записываются на "групповую панихиду". Скорость разложения тел ошеломляет свидетелей. Мальчик ищет среди погибших своего друга.
Описание полуразложенных тел людей, погибших насильственно, с возвышенным гневом на фоне смахивает на какой-то неизвестный пролог к "Антигоне". Кан Дон Хо – так зовут мальчика, который ищет своего погибшего друга – остается в больнице помогать собирать на улицах мертвых, узнавать тела и готовить их к погребению… Кан До Хо погиб во время восстания. Все, что мы читаем сейчас, является воспоминаниями о нем уцелевших людей. И один из свидетелей, оказавшись в безопасности, покончит с собой. Мир, в котором Антигона, которая должна оплакать мертвых, и сама давно мертва. Поприветствуем этот мир, он принадлежит нам, весь без остатка.
Не только у меня есть эта болезненная потребность сравнивать произведения Хан Канг с европейской литературной традицией — таким образом ее читают и другие критики, ну потому что за что-то же нужно зацепиться, а ее проза умеет ускользать. В конце концов сама Канг мыслит свое творчество тоже в рамках "гомеровских тем". Вот, пожалуйста, "Классы по греческому языку", камерный лирический роман 2011 года. В Суюре (это район Сеула, в котором росла и училась авторка) одна женщина-кореянка решила начать учить греческий язык. Неподалеку есть курсы, где преподает мужчина-немец. Женщина и мужчина по очереди рассказывают эту историю. Она утратила речь, думает, что изучение греческого вернет ей способность говорить. Он медленно слепнет, думает, что язык может стать его новым зрением. Вот простите, но слепой Гомер вместе со слепым Борхесом (оба, конечно, в романе упомянутые) здесь разыгрывают очень очевидную партию. Они будут искать праязык, который подойдет слепым, немым и нерожденным. Потеря зрения здесь наследственная: учитель-немец далеко уехал от семьи, но она догнала его коллекцией генетически обусловленных болезней. А женщина теряет не только голос: недавно умерла ее мать, бывший муж забирает опеку над ребенком, она теряет голос "намеренно", от нее отрывают куски чего-то ценного, она сама наперегонки ограничивает то, что могут отнять: "У нее вдруг исчезло желание распространяться в этот мир".
После опустошения, которое авторке принесли "Человеческие поступки" (она часто рассказывает, что писать этот роман было невыносимо), Канг возвращается к травматическим событиям из истории Южной Кореи. "Мы не расстаемся/Нельзя проститься" 2021-го, последний на сегодняшний день роман Канг (кажется, кроме оригинала он есть только во французском переводе), написанный о восстании на Чеджу в 1948-1949 годах.
Повстанцы выступали против разделения на Северную и Южную Корею, в ходе тех событий погибло 10% населения острова Чеджу. Этот роман ожидали с тревогой — Хан Канг сделала несколько заявлений, смутивших ее поклонников в Южной Корее. Она убеждена, что Корейская война была прокси-войной, а свою победу в международном Букере посвятила "глубоко спящей Южной Корее". Каким будет высказывание Канг о восстании на Чеджу — одном из тех событий, которые стали в конечном счете фактором политической идентичности южного корейца?
Роман вычурный и безгранично интимный. Главный герой - писательница Кёнг Ха. На Чеджу живет ее давняя подруга Ин Сон, документалистка. Ей сейчас нужна помощь – присмотреть за попугаем, потому что Сон случайно отрубила себе два пальца, ее отвезли в больницу, а дома среди зимы один остался попугай. Ха едет на остров, где погружается в рассказы Сон о восстании на Чеджу — Сон годами собирает свидетельства преступления. Через сны Ха посещает мать подруги — она была свидетелем событий на Чеджу, когда искала среди повстанцев погибшего брата. Вся книга — галлюцинация писательницы, пытающейся воспроизвести бойню на улицах страны, истощенной войной. Четыре года она живет в этом кошмаре, буквально проживая смерть каждого погибшего, и наконец-то пишет книгу о массовых убийствах на Чеджу.
Когда отвергнешь все-все-все, что делает человека человеком, что останется? – Геноцид.
В формулировке Нобелевской премии для Хан Канга так драматически нанизывают на одну веревку "исторические травмы" и "хрупкость человеческой жизни". Но я бы обратила внимание, что начинается эта формулировка со слова "сила" - "за ее сильную прозу". Сила прозы Хан Канг как раз и заключается в том, что свою хрупкость мы можем противопоставить травмирующей нас жизни. И это будет зрелищная акция неповиновения, пусть и не очень продолжительная.
Нобелевский комитет начал тонко чувствовать настроения, которыми живет испуганный мир? Наконец-то?!