Ненациональный вопрос. Почему Голодомор был неизбежен
Русская социальная катастрофа 1914-1917 гг. - и порожденная ею нео-Орда, вошедшая в историю под именем "большевиков"; украинское сопротивление московитскому нашествию в 1917-1921 гг., его поражение - и первая волна репрессий; попытка выжившей интеллигенции встроиться в советско-ордынский проект - и ее закономерный финал на расстрельных полигонах НКВД; Голодомор 1932-1933 гг. - и последующее переваривание украинского народа до состояния деэтнизованных русских - все это звенья одной цепи, историческая преемственность которой протянулась от Ленина до Путина. Ни приход Путина во власть, ни его уход, никак не скажутся на позиции Кремля по "украинскому вопросу". Попытки Москвы уничтожить украинцев как нацию будут предприниматься до тех пор, пока существует Россия.
Чтобы противостоять этим попыткам Москвы, мы должны видеть причинно-следственные связи всей цепочки событий, одним из звеньев которой стал Голодомор. Это нужно не мертвым. Это нужно нам, живым, потомкам тех, кто выжил тогда и сумел воспитать нас украинцами. Нужно для того чтобы наши дети тоже выросли украинцами, остались живы и воспитали украинцами своих детей. Мы должны просчитывать, с какой стороны Россией будет нанесен по нам следующий удар, и своевременно парировать его, нанося ответные удары на опережение. А новые российские удары по Украине непременно будут, поскольку геноцид украинской нации остается приоритетной задачей Кремля.
Почему русские - не народ и не нация
Согласно переписям населения 1926, 1939 и 1989 гг. русские и украинцы составляли в СССР в 1926 г. 52,91% и 21,22% населения, в 1939 г. - 58,38% и 16,48% (и это с учетом захваченной Москвой трехмиллионной Западной Украины, а также откровенно подправленной статистики, полученной в ходе переписи 1937 г.), в 1989 г. - 50,80% и 15,46%. В Украине это соотношение выглядело так: 1926 г. - 9,2% и 80,1%; 1939 г. - 13,5% и 76,5%; 1989 г. - 22,1% и 72,7%.
Итак, запомним, что русские в СССР всегда были в численном большинстве. Очевидно, что они были в большинстве и в Российской империи - едва ли за девять лет (с 1917 до 1926 гг.) картина поменялась кардинально. И еще: хотя в России и пытаются утверждать, что украинский Голодомор 1932-1933 гг. не имел этнической направленности, он, как видно из цифр, почему-то очень по-разному сказался на русских и на украинцах.
Наконец, помимо сравнения численности русских и украинцев в разные годы, нужно разобраться в еще одном важном вопросе: можно ли вообще говорить о русской и украинской нациях как о сопоставимых явлениях одного и того же порядка?
Нация, в ее классическом понимании, возникает на сломе феодального устройства общества, когда на смену вертикальному делегированию власти от сеньора к вассалу и общинам с круговой порукой в нижней части социальной пирамиды в силу экономической необходимости приходят горизонтальные связи свободного рынка и личная ответственность каждого члена общества (сверху донизу). Качественно изменившееся общество при первой возможности демонтирует старое государство, создавая взамен новое, опирающееся уже на иные принципы. В этот момент и возникает нация: это общество, достаточно политизированное для того, чтобы заниматься государственным строительством. Новое - национальное - государство есть производная от нее. Если же то, что пытаются выдать за нацию, возникает как производная от государства - то это и не нация, и не национальное государство. В этом случае мы имеем дело с доиндустриальным, и, в силу этого, с донациональным обществом, построенным на вертикальных связях, при минимуме горизонтальных и с феодальным государством.
Процесс образования горизонтальных связей, с помощью которых будет сломано доиндустриальное государство, занимает значительное время. Если же этих связей в момент, подходящий для слома старого государства, окажется слишком мало, то его слома не происходит. Система, столкнувшись с кризисом, сначала обновляется, включив социальные лифты, вплоть до полной замены элит. А затем восстанавливается в прежнем виде, с поправками на произошедшие изменения, не затронувшие главных принципов ее устройства. Это и случилось в России в феврале-октябре 1917 г.
Российский вариант реставрации вкупе с созданием новой элиты, рекрутированной из среды феодального крестьянства, и породил как советское, так и вытекающее из него постсоветское общество, описанное Игорем Губерманом в известном гарике: Однажды здесь восстал народ, И, став творцом своей судьбы, Извел под корень всех господ. Теперь вокруг - одни рабы.
Как показали события последующих 100 лет, такое общество неспособно к изменениям. От него могут отрываться, да и то с большим трудом, преодолевая ожесточенное сопротивление Москвы, относительно чужеродные для него группы людей. Но само оно не может выйти из эволюционного тупика. Очевидно, что такого выхода у него просто нет - и налицо несомненная национальная катастрофа. Национальная в том смысле, что стать нацией русские уже не способны. Никогда.
Генезис русских при этом не имеет значения. С равным успехом их можно рассматривать и как бывший этнос, раздавленный империей до полной утраты собственной этничности и культуры, с заменой их симулякрами, спущенными сверху, согласно государственной директиве, и как собирательное название, обобщающее представителей разных народов, подвергнутых аналогичным манипуляциям, и опять-таки директивно, объединенных в "великий-русский-адин-нарот". В любом случае русские и в 1917 г., и сегодня - это асоциальные биороботы. Они не имеют шансов на национальное самовыражение: его им заменяет воля государства, задающая произвольные поведенческие рамки. Которые можно в любой момент, по команде сверху, заменить на любые другие рамки, включая и прямо противоположные.
Что происходило в России и в Украине 100 лет назад
Октябрьский переворот, ставший точкой излома в истории Российской империи, и, в силу этого - также и в истории Украины, невозможно рассматривать обособленно от предшествовавших событий. Война вызвала кризис элит, а их устранение из власти, что нередко ошибочно принимают за крах феодального режима в целом. Образовавшийся во власти вакуум породил сначала сумбурную, лишенную поддержки, и потому обреченную на провал, попытку индустриальных реформ, а затем - мощную, и уже подхваченную массами, антииндустриальную реставрацию снизу. Восстановив режим в его основных чертах, реставрация обновила элиты и официальную фразеологию, сделав их ближе и понятнее социальным низам.
К февралю 1917-го власть в России обветшала настолько, что развалилась сама, без усилий извне, от случайного толчка. Затем на имевшихся горизонтальных связях было создано Временное правительство и параллельно ему - Петроградский совет. Оба органа новой власти попросту повисли в воздухе, имея минимум возможностей влиять на ход событий по причине полного равнодушия к ним всей остальной России. Политическая жизнь сосредоточилась в Петрограде, отчасти в Москве и еще в Киеве. Но в Киеве она качественно отличалась от петроградской, и о ней разговор отдельный.
А в России все шло по очевидному сценарию. Как известно, доиндустриальные массы способны только к одной форме организации: идти за тем, кто объявит себя их вождем, и убедит их в том, что он их вождь по праву, ссылаясь на понятные массам обычаи и прецеденты. Но привычные ссылки на особое право миропомазанного царя в то время уже не работали. Доиндустриальные элиты совершенно утратили авторитет по причине многолетней неспособности управлять страной, ярко проявившейся за три военных года.
Временное правительство попыталось выстроить игру по новым правилам и потерпело поражение, поскольку в России почти не было людей, которым такая смена правил была бы нужна или хотя бы была им понятна. В марте-апреле даже предпринималась попытка обратиться к крупной буржуазии с предложением разделить ответственность и власть, делегировав своих представителей в состав правительства. Причем Петроградский совет особо не возражал тогда по этому поводу, столкнувшись ровно с той же эфемерностью своей власти. Кроме того, это укладывалось в догматику марксизма, быстро ставшего в России формой религии, что тоже было естественно, поскольку феодальное общество по своему устройству восприимчиво лишь к вере, а не к идеям.
По Марксу же социализм возможен только на основе полного использования всех возможностей капитализма. Но и это неслыханной щедрости предложение не было принято. Те, кому его адресовали, оказались достаточно умны, чтобы просчитать ситуацию, понять, что старой России, где они могли существовать, приходит конец, а в новой им не будет места, и спешно занялись выводом из гибнущей страны всего, что еще можно было спасти. В этот момент власть могла взять любая группа авантюристов, сумевшая создать образ вождей, понятный феодальному крестьянству. Это и проделали большевики, принявшие на вооружение идеологию крестьянской общины, чуть сдобренную ссылками на скверно переведенный "Капитал". Никем, разумеется, не читаемый, в точности, как Библия у подавляющего большинства христиан, и потому толкуемый жрецами нового культа как угодно - сообразно ситуации. При таком прочтении Маркса у него с легкостью можно было найти и запрет держать ковры на парадной лестнице, и прямое указание забить досками второй подъезд калабуховского дома на Пречистенке, начав ходить с красными знаменами кругом через двор. Все, разумеется, исключительно в интересах Мировой революции.
В результате самодержавие было восстановлено на прежних принципах, хотя и в иной форме, оказавшейся гораздо более живучей. Здесь стоит напомнить еще и о том, что большевики вовсе не "свергали царя". Все обстояло ровно наоборот: они отжали власть как раз у тех, кто царя сверг, пусть даже царское "свержение" и было довольно условным.
А в Украине шли совсем иные процессы. Принципиальная разница между Россией и Украиной и век назад, и сейчас, была и остается одной и той же. Она - в количестве и значимости горизонтальных связей. Украина, в отличие от России, в 1917 г. была готова к строительству национального государства, как готова к нему и сегодня. И пыталась такое государство построить, в отличие опять же, от России. Ничего подобного УНР, ЗУНР и махновскому самоуправлению в России не возникло. А в Украине все это было.
Правда, тогда все это окончилось для украинцев крайне скверно. Русские рабы, охотно надевшие на свои шеи обновленное государственное ярмо, и ставшие на службу новой-старой империи, силой вернули Украину в ее состав, попросту задавив украинцев количеством. К тому же и среди жителей Украины, в том числе и среди украинцев по этническому происхождению, нашлось немало таких, кому русские идеологемы "за веру царя и отечество" или их аналог "за мировую революцию, товарищей Ленина и Троцкого и государство рабочих и крестьян" были социально ближе в силу объективных причин. Наконец, кого-то просто обманули демагогией о счастливом "царстве справедливости ", которое несут на своих штыках большевики. Словом, так или иначе, но поле боя осталось за русскими. Вот только вместе с победой они получили и проблему: что делать с побежденными украинцами?
Почему Голодомора не могло не случиться?
Московская орда на протяжении всей своей эволюции, от Российской империи через СССР и до нынешней Российской Федерации, выступает по отношению к контролируемым ею территориям в роли колониальной администрации: выстраивает на них то общество, которое ей удобно, меняя его по мере необходимости. Чтобы осуществить такое "хозяйственное строительство", любая территория должна быть предварительно зачищена до состояния "чистого листа". Что неизменно и проделывалось с той лишь разницей, что каждый последующий вариант Российского государство действовал более жестоко и цинично сравнительно с предыдущим.
Каким же должен быть такой "чистый лист"? Вопреки распространенному заблуждению, основой национальной политики России, была и остается вовсе не русификация подпавших под власть Москвы народов, понимаемая как поглощение их русской нацией. Впрочем, и никакой русской нации, как было показано выше, нет. Задача Москвы несколько иная: разрушение любых горизонтальных социальных связей, включая этнические и превращение народов в мелкодисперсный песок единого асоциального стандарта. Антропологические различия при этом, конечно, остаются, но большого значения уже не имеют.
Затем такой песок подвергается реструктурированию в рамках спускаемых Москвой языковых, культурных и социальных норм и стандартов. Причем Москва, имея в этом вопросе огромный опыт, обычно действует осторожно и переваривает свои жертвы постепенно - так, чтобы те не спохватились раньше времени и не взбунтовались тогда, когда они еще способны на организацию широкомасштабного и эффективного сопротивления.
Именно поэтому на национальных окраинах между Москвой и нацменами первое время возможен некоторый диалог и компромисс. Когда же жертва оказывается парализована "братством с русским народом" уже в достаточной степени, а территория ее проживания в столь же достаточной степени разбавлена переселенцами из России, уже прошедшими необходимую асоциальную обработку, Москва наносит добивающий удар.
В процессе этого удара должны быть уничтожены все носители горизонтальных связей за исключением самых элементарных, близкородственных, а близкородственные связи должны быть, в свою очередь, существенно ослаблены. Лучшим способом достичь этого является конструирование ситуации, когда ресурсы каждого отдельного человека настолько ограничены, что он просто не может думать ни о чем, кроме спасения себя лично. Никого более - ни мужа, ни жены, ни детей, ни родителей - только одного себя. Если провести такую операцию с должной последовательностью, то те, кто упорно держится за родственные и любые другие человеческие связи, и, в силу этого, потенциально опасны для московского режима, будут уничтожены. Выживут только те, кто будет являть собой подходящий материал для дальнейшего приплюсовывания к русским.
Именно эта операция и была в несколько этапов проделана в Украине. Первый этап - заигрывание с уцелевшей после разгрома вооруженного сопротивления национальной интеллигенцией и с основным носителем украинской этничности - крестьянством. Не со всеми подряд, разумеется, а лишь с теми, кто выразил готовность сотрудничать с новой властью и подтвердил ее делом, пойдя на компромиссы со своей совестью, пусть для начала и небольшие. Кто не выразил и не пошел - тех уничтожили, но таких твердых духом в Восточной Украине после нескольких веков "братства с Россией" и четырех лет гражданской войны было сравнительно немного. Второй этап: продолжая заигрывать с крестьянством, уничтожить интеллигенцию. Расстрел Украинского Возрождения. Третий этап - собственно, Голодомор, и одновременно - интенсивное заселение украинских территорий хорошо выдрессированными русскими. Которым, в отличие от украинцев, досталось не восемь десятков, а четыре сотни лет крепостного рабства - прекрасного инструмента для воспитания народа в российском государственном духе, недаром о нем так тоскует Никита Михалков.
Как видите, все было вполне рационально. И когда в Кремле говорят о том, что, мол, Голодомор не носил этнического характера, в этом, как ни странно, тоже есть своя логика. Нужно только посмотреть на него с российских позиций. Москве было плевать, кто там дохнет от голода в Украине - украинцы или кто-то еще. Ей нужно было просто утилизировать население, не желавшее вписываться в имперский проект. Ничего личного. Никто не был против гопака, шаровар и галушек, как внешнего выражения украинства. Язык... язык уже менее желательно. Но можно, например, петь на нем народные песни - в рамках любительских хоровых кружков, под присмотром специально обученных товарищей и в пределах утвержденного в Москве репертуара. А вот дух - вольный дух Украины - должен был умереть.
То, что этот дух, хотя изрядно искалеченный и ослабший, сумел все-таки выжить - чистая удача, порожденная стечением многих обстоятельств, которые сами по себе иной раз бывали трагичны. Огромную роль сыграл захват Советским Союзом восточной части Польши с украинским населением, не подвергшимся денационализации сталинскими методами. Да, их тоже давили, но иначе. Они были искалечены по-другому. Они, что очень важно, имели опыт жизни в постфеодальном обществе, а значит, и какой-то, пусть небольшой, опыт нациостроительства. Не будь у нас "украинского Пьемонта", с его почти 20-летним героическим сопротивлением полонизации, а потом - еще одним, тоже 20-летним сопротивлением российским оккупантам, современная независимая Украина могла бы и не состояться вообще. Ее восточная часть была до крайности обескровлена Голодомором и последующими репрессиями, шедшими в режиме нон-стоп, запугана, деморализована и разбавлена рабским "русским" населением.
Вторым счастливым фактором стали для Украины несколько лет немецкой оккупации. Несмотря на огромный ущерб, причиненный войной, и на то, что новые оккупанты, сменившие советских, оккупировавших Украину после 1921 г., тоже были именно оккупантами, отнюдь не ограничившимися избавлением украинцев от большевиков, их приход сломал многие схемы, которые Советам пришлось затем выстраивать заново.
Возможен ли новый Голодомор?
Несомненно, да. Наверняка в иной форме - и потому формально таковым не будет. Но катастрофа деукраинизации Украины того же масштаба все еще остается реальной. Более того, она обязательно произойдет в случае, если мы проиграем противостояние с Россией. Из соображений чисто практических - как способ избавления от лишнего населения. И, вообще, наша ситуация так похожа на события столетней давности, что даже у атеиста, каковым считает себя автор, создается впечатление второго шанса. То ли подаренного нам Историей, то ли вымоленного для Украины у каких-то высших сил душами тех, кто погиб в Голодомор. Беда только в том, что мы можем упустить и этот шанс.
Расстановка сил сегодня - ровно та же, что и в 1917 г.. Прущая на нас московская орда, заведомо более многочисленна и лучше вооружена. Запад, которому, в общем-то, наплевать на Украину, помогает нам ровно настолько, насколько ему нужно осадить Россию в своих собственных интересах. Достаточно сомнительные, чтобы не сказать больше, друзья, окружают нас по остальной части периметру. Русская "пятая колонна" оперирует по всей Украине, включая Верховную Раду - вопрос о том, следует ли добавить букву "З" в ее название, я оставлю на усмотрение читателя. Впрочем, горше и страшнее любых изменников - инициативные дураки и гребущие под себя воры. Да и пресловутая "пятая колонна" русская вовсе не в этническом, а в социальном смысле. Этнические "русские" - ровно такая же химера, как этнические "древние римляне" в эпоху Империи.
Конечно, время работает на нас. Российское общество загнано в эволюционный тупик и уже малоспособно к изменениям. Оно будет ходить по кругу до тех пор, пока не деградирует окончательно, после чего Россия будет демонтирована и исчезнет с политической карты. Ее население большей частью вымрет, а меньшей - войдет, как демографический ресурс, в другие национальные проекты. Однако это дело хотя и неизбежного, но не очень близкого будущего, до которого еще надо дожить. Что может быть непросто. Особенно с учетом ядерного оружия и значительных сумм для коррумпирования западных элит, имеющихся в распоряжении кремлевской шайки.
Что касается выводов из нашего исследования Голодомора как естественного и неизбежного эпизода русско-украинских отношений, то самым важным из них представляется то, что русских как нации не существует. В отличие от украинцев. В этом сегодня наше важнейшее преимущество - и мы должны использовать его с максимальной отдачей.
И еще: нам нужно научиться спокойно смотреть на Россию. Холодно. Безо всяких эмоций. Без всякой привязки к какой-либо конкретике - к ее персоналиям, преступлениям, историческим спорам или личным обидам. Со спокойным пониманием того факта, что пока существует Россия, - мы стоим на краю гибели. Что все может повториться с той только разницей, что украинцы при этом могут и не выжить. Что мы выжили как нация просто потому, что нам очень сильно повезло. Два раза подряд такими подарками судьба никого не балует.
Иными словами, стоит научиться смотреть на Россию только в прицел. С постоянным пониманием того, что мы должны стрелять при каждой возможности попасть, стрелять метко, бить по самым уязвимым точкам и стремиться причинить наибольший ущерб. Независимо от того, стреляет ли Россия в нас в данный момент. Потому что если она этого не делает сейчас, то обязательно сделает в следующее мгновение. И нужно успеть выстрелить раньше.