"Книга для детей" А.С. Баетт: если растить детей для войны

Бедные сироты всегда актуальны

Викторианская эпоха в Англии достигает финала. Баетт воздает ей уважение, выбирая для "Книги" форму панорамного романа, эталонную викторианскую романную форму. В густо населенном художественном пространстве собираются герои из разных слоев и с разными опытами, между ними возникает напряжение из-за повсеместных секретов. Напряжение перерастет в нравственный конфликт. Но все будут до конца развиваться в лучшую версию самого себя. Ну или умирать, если не захотят расти. И ясно, что должен быть бедный сиротка в центре всего этого процесса. В компании такой вот диккенсовской сиротки мы в роман Баетт и входим (он таки очень напоминает Дэвида Копперфильда).

Июнь 1895 года. В подвальных помещениях Галереи, которая впоследствии станет Музеем Альберта и Виктории, обнаруживают подростка. Филипп Уоррен живет в одном из экспонатов — в мавзолее, а по ночам зарисовывает Глостерский подсвечник, за тем его и поймали Джулиан Кейн, сын майора Проспера Кейна, директора музея, и Том Веллвуд, сын писательницы Олив Веллвуд, приехавшей в музею. приключенческой детской книги. Филипп кажется ей всем гномом-в-шахте из какой-то такой же детской сказки.

Филипп происходит из семьи рабочих фаянсовой фабрики, его мать расписывала изделия, Филипп унаследовал ее талант. Кроме Филиппа в семье немало детей, а нищета такая, что дети, умиравшие от лихорадки, до утра ждут похорон в кроватях рядом с пока живыми. Филипп из дома скрылся. У Олив похожа судьба, она из бедноты, вместе с сестрой перебрались в город работать на фабрике, на открытой лекции познакомились с экономистом Веллвудом, за которого Олив вышла замуж. Хотя семью содержит именно Олив за счет своих литературных упражнений, она и теперь вкалывает, как проклятая. Но история Филиппа ее затрагивает.

Майор берется заботиться о Филиппе, Олив предлагает свои услуги. Так Филипп сначала оказывается в доме Веллвудов, а те впоследствии его устраивают учеником в дом по соседству – там живет гениальный скульптуро-чудак Бенджамин Флад.

Так Филипп Уоррен погружает нас в тайны семи семей, взаимодействие между которыми и составит сюжет "Книги". А история, за которой Олив приехала в музей, книгой не стала; Кейн предложил ей — пусть малыши в книге ищут Элетенбергскую реликварию, которая меняла владельца за владельцем, попадала в авантюры и каждый раз какой-то ее элемент заменяли подделкой. Теперь она здесь – это оригинальное украшение, состоящее из сфальсифицированных деталей. Олив этот сюжет отклоняет, ибо он для нее очень правдоподобен: "Тут много фактов, мало пространства для необходимых выдумок, которые будут казаться просто ложью ". Писательница отклоняет басню о драгоценности-"подменке" и забирает с собой из музея юношу-"кукушку".

Филипп доживет до конца романа, кстати, а очень немногим героям так повезет.

Сюжет к короткому переводу не предоставляется

Кентские Веллвуды: Олив и Гамфри, ее сестра Вайолет, семеро детей, воспитываемых Олив, но не всем она является биологической матерью, равно как и Гамфри не всем является биологическим отцом; непосредственно о детях заботится Вайолет и кого-то из этих детей она и родила. Три девочки. Четыре мальчика, ну пять, по правде. В конце книги из детей Веллвудов трое уцелеют, среди них не будет детей, которые родила Олив.

Лондонские Веллвуды: старший брат Гамфри, его жена, их сын и дочь.

Кейны: майор-вдовец, его сын и дочь.

Флады: безумный скульптор, его жена-наркоманка, две дочери и старший сын.

Уоррены: скульптор Филипп и его сестра, что найдет брата у Фладов и устроится быть там домоправительницей, скоро она родит внебрачного ребенка, который впоследствии усыновит лондонский Веллвуд.

Писатель Герберт Мэтли и его жена — семья соседей кентских Веллвудов, умудряющаяся вмешаться в жизнь едва ли не всех персонажей.

Стерны: немецкая семья состоит из театрального кукловода, его жены, двух сыновей и внебрачной дочери. Один из сыновей Стерна уцелеет в финале романа и будет жить в Англии (против которой воевал), взяв в жены девушку из Кейнов.

Каждый из этих персонажей будет иметь в романе свою историю — полнокровную и драматическую. Мы проведем с ними следующие 20 лет. Все их истории пересекаются. Формальный тип организации романа Баетт — "мыльная опера" (собственно, это другое название для панорамного романа): в сюжет никто не войдет без того, чтобы не оказаться чьим-то отцом или давно потерянным братом. Скрытые тайны и случайные совпадения определяют движение сюжета, каждый предмет в комнате может стать артефактом-ключом, откроющим финальную великую тайну.

Сон летней ночи

Впервые все персонажи "Книги" собираются на знаменитой вечеринке у Веллвудов по поводу летнего солнцестояния. Веллвуды – фабианцы. Было такое в 1890-х безумно популярное левацкое, социально-либеральное движение. Фабианцы стремились к социальным преобразованиям, предлагая практики чистой упрощенной жизни и социальной справедливости. Такие гиппи викторианской эпохи. Друзья, приглашения на их вечеринку — единомышленники: свободны духом, переживающим каждый миг свободы как чудо (разве что это не свобода для чего-то, а свобода от чего-то и еще свобода не для всех).

В этом году у Веллвудов анонсирован спектакль за "Сном летней ночи" Шекспира. Когда-то с такой же начался роман Олив и Гамфри, она была ясно что в роли феи Титании. Выполняет эту роль и сейчас. Ее девочки нарядились в фей, кроме одной, которая всегда одевается ведьмой (эта малышка вырастет в суфражистку-милитантку). Том, старший сын, исполняет роль лукавого Пака — существа, умеющего очаровать людей и фей себе в игрушку. И которая должна в конце спектакля извиниться за свои выходки.

Том Веллвуд в романе имеет одну из самых сильных и драматических историй. Мамин мазунчик, одаренный, но слишком чувствительный ребенок, ему хорошо в семье и среди леса. Олив пишет о Томе и для Тома историю мальчика, которого похитили в очарованный лес. Тем временем Тома отдают в школу для юных джентльменов, откуда он возвращается травмированным, едва не уничтоженным человеком. Фактически он переселяется в лес. Но люди никак не могут его оставить в покое. Том – первая священная жертва, которая должна гармонировать волшебный строй домика Веллвудов. Он тот, благодаря которому может продолжаться волшебная сказка. Это сказка о Золушке, кстати: волшебная вечеринка длится до полуночи, когда карета превратится в тыкву.

Имение Веллвудов тем более создает иллюзию пасторали, потому что рядом есть дом Фладов, куда в конце концов после праздника переедет Филипп. И это чисто готический простор. Там ходят отравленные опиумом женщины, не очень понимающие, где находятся. Там живет уединенный гений. Там взрываются печи для обожжения глины. Там девушки-сновидения приходят к постели юноши и выпивают из нее жизненные силы. Там в тайных амбарах, от которых есть ключи, запятнанные кровью, прячутся, нет, не мертвые жены, а порнографические портреты изнасилованных дочерей. Не все волшебные сказки – милые. Потому что это страшная сказка о "Синей Бороде", из того же сборника Шарля Перро.

Олив дает интервью о своих книгах. Во время разговора с корреспонденткой все ее дети уселись вокруг мамочки, словно той Матери Гусыни из детской книги. Олив рассказывает журналистке, что с момента рождения малышей она каждому из них пишет собственную книгу и каждому рассказывает собственную историю. Хорошая мать и мудрая книжница. Затем Олив эти истории начнет публиковать, уже не в состоянии отделить своих реальных детей от вымышленных о них историй. И рядом Флад – зло, которое ради художественного импульса уничтожает тела и души людей. Те двое в романе – пара. Хотя это лишь, пожалуй, единственные из героев первого поколения, между которыми не было секса. Они не пара антагонистов. Они – пара двойников. Готовы принести кого-либо в жертву своему таланту. И делают это.

Для одной из девушек Олив рассказывает историю о подменках, злых существах, которые в люльке заменяют собой добрых человеческих малышей. Вайолет своим питомцам рассказывает о кукушках, подрастающих в чужом гнезде и убивающих родных детей, а родители-птицы все равно заботятся о найденышах. Перед нами две метафоры на обозначение творчества.

Не дай родиться в семье писателя

Эдвардинская Англия. 1901 умерла королева Виктория и империя бросилась сломя голову переживать свое сиротство и ностальгировать по счастливому детству. Они грезят не своим детством и уж точно не пытаются его обеспечить своим детям, это эпидемия фантазий о вечном счастливом детстве. Во времена Первой мировой дети, выросшие на тех книгах, будут называть именами любимых героев окопы: "Дом Венди", "Укрепления Питера Пена". Дети, отказавшиеся взрослеть, погибли на поле боя.

В одном из интервью Баетт рассказывала, что толчком для "Книги" стало наблюдение за судьбой детей, известных в начале ХХ в. детских писателей, что эти дети так или иначе вошли в историю литературы – как герои или как первые читатели этих книг. И судьба их в основном была непростой. Скажем, сын Кеннета Грэма покончил с собой, родители выдали это за несчастный случай на железной дороге, но это уже была не первая попытка юноши покончить с собой. Один из ребят, которых усыновил автор "Питера Пена", утонул, второй погиб на войне. Книги, мечтаемые родителями, уничтожали их детей. Для Баетт это одна из ключевых ее тем: письмо как акт угрожающий, оно разрушительное по своей природе, оно не добавляет к реальной жизни, а уносит что-то из него. Письмо — своеобразное жертвоприношение, причем в честь богов, которых уже давно все забыли, с ревностными их жрецами включительно.

В начале романа Олив снова беременеет, она тяжело переносит эту беременность и рождает болезненного мальчика. В это же время мужчина на стороне сделал очередного ребенка, а значит, его семья увеличится сразу на двух человек. Олив подписывает контракт на несколько книг и работает круглосуточно, ей нужны деньги. Но дело не только в деньгах. Она судорожно пишет, что сам процесс письма защищает ее от нерожденного ребенка. Но человеческое существо, растущее внутри нее, питается ее силой и талантом, — рассуждает Олив. И моменты, когда она пишет другие миры, направляют кровь от сердца к голове, обходя маленького жадного захватчика… В романе чуть ли не на тысячу страниц сцена занимает одно предложение. Когда Баетт рассуждает о невыносимо сложных вещах, она становится крайне лапидарной.

Кто здесь кто, или Герберт Уэллс девушек развращал

В книгах Баетт всегда есть немало отсылок и цитат. В случае ее прозы всегда уместен совет "читайте не цитату, а все вокруг цитаты" становится крайне актуальным. Ну если посмотреть хотя бы на прототипы ее героев.

Герберт Мэтли подозрительно напоминает Герберта Уэллса. Уэллс был аматором, проповедником и активно практиковал свободную любовь, некоторые его тематические эссе и дневниковые записи Бает перепевает в публичных лекциях уже своего Герберта. Идеей фикс Уэллса была не только свободная любовь, но и концепция коллективного иммунитета (поэтому и возникла "Война миров", например, коллективный иммунитет людей защищает от бактерий, убивающих пришельцев). Коллективный иммунитет мы производим от человека к человеку от генерации к генерации. Кто-то у предыдущих умер от болезни, чтобы от нее были защищены его потомки. А значит, каждый человек в каждый миг истории, чтобы он со своей жизнью ни сделал, жил и умирал не зря. Не бывает при таких условиях не бесполезных смертей. И речь идет о романе, где генерация детей, именно детей, а не родителей, вымирает практически в полном составе. Не бывает напрасных смертей, но и адаптироваться к тому, что убивает человечество не получилось.

Флад имеет прототип Эрика Гила. Он был фабианцем, потом разочаровался в их взглядах и отошел от общества. Жил отшельником в старом имении, когда-то был монастырем (как и Флад), но не в Кенте, а в Уэльсе. Гил держался идеи высокого ремесла, а не искусства, скульптором себя не считал, а именно ремесленником. Он был популярен и известен. К его работам сильно приложился ученик, работавший в его мастерской с тех пор как было четырнадцать, его звали Джозеф Криб (и он вдохновил Баетта создать Уоррена). Он часто лепил голую натуру, позировали ему несовершеннолетняя дочь горничной, которую он считал любовницей, две его сестры и две дочери-подростки — все позировали не всегда добровольно. Гил считал инцест художественной практикой. Баетт Гил нужно не только как скандальный извращенец, но и как автор скульптуры "Человечество". Человечеством называется голое женское тело без рук и головы без стоп, стоящее на коленях.

Прототипом Олив стала Эдит Несбит. Олив и Эдит – каждая в своей реальности – были одним из девяти основателей Фабианского общества. Несбит и сама собственной персоной входит в пространство романа вместе с другими тогдашними мэтрами детской литературы, она здесь конкурентка Олив. Несбит вернула в английскую прозу приключенческую литературу для детей и была одной из первых писавших, скажем современным языком, подростковое фэнтези — приключения реальных малышей в волшебных мирах. Собственно, об этом же и таким же способом пишет Олив. Несби написала более 60 книг, двигалась от социальных повестей типа Диккенса к волшебным сказкам, из которых потом предстанут всяческие Нарнии. Карандаш так же продуктивна, и вектор ее книг такой же. У Эдит был большой загородный дом в Сусексе, который славился своими театрализованными летними вечеринками.

Эдит было восемнадцать, когда она вышла замуж за банковского клерка (Гафри так же работает в банке). Скоро оказалось, что у ее мужа была другая невеста. Почти одновременно две женщины родили ему детей. Вскоре ребенка предателю родила близкая подруга Эдит и предложила ребенка усыновить, а подругу взяла себе за домохозяйку. Потом подруга родила еще одного ребенка от мужа, его Эдит тоже усыновила. В Несбит было два сына и дочь, Несбит посвящала свои книги своим детям, еще двое ее детей биологически ее детьми не были, это потомки ее мужа и еще один ребенок мужа получал от семьи деньги, но воспитывал ее уже не Несбит. Им всем Эдит тоже посвящала книги.

Несбит — одна из первых детских авторов в Британии, которая вслух сказала: ее вымышленные истории помогают ей преодолевать вполне реальные травматические переживания. Ее книги имеют ту же фабулу: все хорошо, полная идиллия, происходит что-то страшное — болезнь, горе, потеря, люди восстанавливают идиллию, но уже в другом городе. По сути, так же делает и Олив, лечится своими историями. Яд иногда может быть лекарством.

Теория хаоса и проблемы контрацепции

Если нам в основном нужно объяснять, кем и зачем вдохновлялась Баетт, то оригинальному читателю таких комментариев не нужно, они этот контекст ловят мгновенно. Для этого здесь важно осознать один момент. Автор не берется нас скандализировать, копаясь в грязном белье известных когда-то художников (а это достоинство интересно, признайте, и не попасть на этот крючок ой как сложно). Баетт вообще пишет не о людях, а исключительно об идеях (и ее письмо искусно настолько, чтобы мы не сразу заметили ее безразличие к миру, населенному людьми перед миром, населенным книгами).

Научная основа "Книги для детей" — теория хаоса. Баетт, заимствуя форму викторианского романа, спорит с самой его базой — с представлением о непрерывности и стабильности. В ее мире все определяет случай, явления и вещи не имеют детерминантов, попытка реального ребенка стать героем маминой сказки приведет его к гибели. Хаос однозначно предсказуем и непредсказуем.

И тут нужно немного поговорить об инцесте, потому что эта тема — постоянное глубинное течение главного русла романа. Здесь есть истории развращения детей. Есть сцена, когда отец пытается изнасиловать дочь-подростка, сообщая ей, что она не является его биологической дочерью. Здесь все воспитывают чужих детей. И если представление о свободной любви доводит первое поколение до сознательного нарушения табу на инцест, то второе поколение имеет мало шансов избежать инцеста. Они просто не знают, кто их родители. Две трети молодых героев умирают на Первой Мировой. Остающиеся паруются. И навечно над ними зависает некий инцест Шрёдингера: твой партнер может быть твоим братом, а может им не быть.

Двое юношей, росших неподалеку друг к другу, сверстники. Их воспитывали вместе, хотя мамочки между собой не общались. Страшно похожи между собой, как близнецы. В окопах они наконец-то достойны признать: они братья, рожденные от одного отца. И через минуту один из них погибнет. И второй покончит с собой, не сможет пережить потерю. Тогда командование примет решение, чтобы биологические (!) родственники рядом не служили.

Есть у Баетта и предложение, как набросить систему на хаос. В одной из сцен Мэри Стоупс читает свою легендарную лекцию. Эта женщина реально существовала, она известна поборщица евгеники и контрацепции. И читает лекцию о том, что нужно целенаправленно предотвращать зачатие, а не рассказывать о преимуществах моногамии и традиционной семьи. Полная и совершенная любовь бесплодна. Точнее, непродуктивная – как чистый акт искусства.

Что не было создано, поэтому нельзя и навредить даже случайно. Такое вот волшебство несуществования.