Хуже Голливуда. Почему католической церкви придется признать эволюцию Дарвина
Епископы католической церкви передали Папе Римскому Франциску документ, в котором содержится призыв увеличить роль женщин в принятии решений, а также привлекать к церковной жизни широкие массы молодых людей. Документ стал итогом трехнедельной всемирной ассамблеи, посвященной молодежи. Над документом работали 245 священнослужителей, а также 90 экспертов и советников. Он будет вынесен на Синоде епископов (уже третьем за период понтификата Папы Францсика), который будет проведен в следующем году в Южной Америке.
Стоит напомнить, что ассамблея проводилась в довольно нервозной обстановке — вскрываются все новые и новые дела (а также новые подробности старых дел) о сексуальном насилии со стороны клириков католической церкви. Дела возмутительные сами по себе, но что гораздо хуже и что поражает публику в самое сердце — епископы покрывали эти преступления и не делали ничего, чтобы их прекратить. То, с каким скрипом этим делам удается дать ход теперь, как трудно заставить признаться участников "злоупотреблений", тоже не прибавляет симпатий публики.
В общем, самое время начать "открываться" двум уязвимым (и уязвленным) группам — женщинам и детям. Этот контекст — "злоупотреблений" или, прямо скажем, преступлений — католических священников и епископов стал определяющим для дискуссий и самого итогового документа.
Некоторые участники, впрочем, опасаются, что ассамблея стала и местом, где всем позволили выкричаться, а на Синод епископов, который соберет Папа Франциск в феврале, предложили вынести несколько подчищенную версию. Например, в начальной редакции документ содержал упоминание ЛГБТ, а в финальную версию эта аббревиатура так и не вошла.
Зато туда вошел пункт, по которому "церковь противостоит любой дискриминации и насилию сексуального толка". Хотя среди епископов этот пункт оказался самым непопулярным — против него проголосовали 65 епископов при 178 "за". Интересно, что дискриминацию и сексуальное насилие втиснули в один пункт, и могу предположить, что те 65, которые голосовали против, имели в виду скорее дискриминацию, чем насилие. Как и большинству тех, которые голосовали за, было просто не с руки голосовать в пользу сексуального насилия.
Отчего так получилось, неужели нельзя было эти два понятия развести по разным статьям и проголосовать за каждое в отдельности? По всей видимости, нет. У этого может быть две причины. Одна — манипулятивная: отказ от любой дискриминации мог показаться многим консервативно настроенным священнослужителям и верным слишком вызывающим. Слишком либеральным. "Любая дискриминация" — это что угодно, включая непризнание однополых браков. Эта норма без прикрытия просто не набрала бы достаточного количества голосов у осторожных епископов. В то время как некоторая либерализация католической церкви необходима — нужно как-то существовать и оставаться привлекательной (в частности, для молодежи) в той части мира, которая стала крайне чувствительна к дискриминации, и в то же время дает основной доход церковной казне.
Вторая причина — участники ассамблеи поддались общей тенденции, объединяющей в единое целое дискриминацию и сексуальное насилие. Насилие воспринимается не только и даже уже не столько как нарушение закона и прав личности, но и как свидетельство обширного социокультурного кризиса, кризиса системы общественных отношений, в которых насилие в принципе оказывается не просто возможным, но даже приемлемым. Насилием в контексте современной дискуссии оказывается не только набор действий, описанный в уголовном законодательстве, но и то, что в законах отображения, как правило, не находит, — неприличные намеки, непристойные жесты, нарушение интимного пространства без согласия, секс за карьеру и т. п. Все то, что маскулинная культура позволяет делать взрослым мужчинам в отношении угнетенных групп, не считаясь с их желаниями и интересами. Когда человек делает непристойный намек или жест, за которые ему заведомо ничего не будет, — это дискриминация? Да, конечно. Это можно считать сексуальным насилием? С точки зрения законов — нет. Но с точки зрения либерального общего гласа — да, это насилие. А то, что оно таковым не считается и за это действительно ничего не будет, — это дискриминация.
Католическая церковь — прекрасная мишень для обвинений в дискриминации. Уже только потому, что это типичный случай "культуры Белых Мужчин": иерархический институт, в котором правят только мужчины, у истоков которого и на вершине власти в течение всей истории существования стояли только белые мужчины, институт, в котором существует круговая порука, который не сдает своих, что бы они ни делали. Который ставит себя выше простецов и претендует на то, чтобы быть для всех источником правил игры и хранителем высшей истины.
В общем, идеальный объект для #metoo. Собственно, аналогичное движение против католических священников началось задолго до #metoo, просто церковь менее склонна к внешним эффектам, чем Голливуд.
Католическая церковь — прекрасная мишень, и епископы это осознают. Как и другим институтам, созданным белыми мужчинами, ей предстоит пережить немало потрясений. Она больше не может оставаться закрытой корпорацией, в которой все решения принимаются междусобойчиком мужчин-целебсов старше (иногда — значительно старше) средних лет и эти решения оказываются законом для разношерстного мира, состоящего преимущественного вовсе не из белых мужчин. Несоответствие модели, по которой была выстроена эта организация и которая обеспечивала ее эффективность на каком-то этапе, и реалий, в которых ей приходится существовать сейчас, налицо.
Церковь, которая остается одним из самых (если не самым) консервативных институтов в современном обществе, стоит перед непростой дилеммой. Даже не веря в закон эволюции, сформулированный Дарвиным, — о том, что выживание обеспечивают не самые крупные размеры, не самые острые зубы и не самая толстая шкура, а способность меняться соответственно изменениям среды, — церковники вынуждены этому закону следовать. В той части, во всяком случае, в которой церковь является земным институтом. Ни в одной книге Евангелия не сказано о том, что женщин нужно держать подальше от принятия решений, напротив, именно женщины охотно шли за Христом и служили ему. Эта тенденция сохраняется до наших дней.
Да, христианские реалии не так уж сильно поменялись, и мученичество, и гонения по-прежнему в тренде, просто выглядят немного иначе. Поменялись скорее реалии церковного управления — церковь оформилась в закрытую корпорацию, в которой все решения принимают немолодые мужчины. Которые, что вполне естественно для корпоративного духа, стараются покрывать внутренние проблемы и делать все, чтобы сор оставался в избе. Даже если от действий представителей корпорации страдает кто-то из "малых сих", интересы корпорации все равно оказываются выше, чем страдания жертвы.
Проблема церкви, не только католической, в том, что она оказалась именно корпорацией. Но церковь, в отличие от других корпораций, от нынешней ревизии "наследия Белых Мужчин" страдает вдвойне, потому что никогда не признавалась в своей корпоративной природе. Даже себе самой. Теперь она вынуждена убеждать саму себя в том, что не является закрытым клубом священнослужителей, объединенных обетами и соединенных круговой порукой, а где порука — там и пороки. Что в ней все равны. Вот это "равны" требует разъяснений. Доказательств. Конкретных действий, которые позволят преодолеть кризис. Вдвойне болезненный именно для церкви, потому что это кризис доверия.
Церковь должна становиться более открытой, только так она может сохранить (или вернуть) доверие. Это, если хотите, тренд современности: открытость равна доверию. Так же как тренды прошлого, сформировавшего представление о церкви и ее нынешнюю структуру, были скорее обратными — авторитет принадлежал кругу посвященных, хранящих истину, недоступную всем и каждому. До сих пор символом католической церкви остается швейцарский гвардеец на воротах Ватикана. Символ одновременно музейности, архаичности и закрытости. Попасть внутрь можно только по специальному пропуску — и фактически, и символически. И этот пропуск вовсе не исповедание Христа и Символа веры.
Авторы документа совершенно правы: "более широкое участие женщин в принятии решений" — это не только вопрос справедливости, это насущная необходимость для церкви, которая хочет остаться живой, а не состариться и впасть в маразм. Чтобы реагировать на вызовы мира, нужно знать и слышать мир. Слышать те голоса, которые составляют большую часть церкви, — ведь ни для кого не секрет и не открытие, что именно женщины составляют большую часть паствы. И вовлеченность для молодых — это насущная необходимость для института, который хочет существовать не только в прошлом, но и нацелен на будущее.
Будущий Синод, посвященный этим темам, станет, конечно, новым испытанием на прочность для Ватикана и для Папы Франциска лично. От всех этих инициатив — осуждения всяческой дискриминации, расширения участия женщин и т. п. — так и веет либерализмом, который действующему Папе инкриминируют все, кому не лень. Найдутся критики, которые за широким привлечением женщин рассмотрят пролог к рукоположению женщин, а за стремлением плотнее работать с молодежью увидят покушение на правила игры, принятые в патриархальном церковном институте. Но подобные испытания — бурление, разноголосица, даже демарши несогласных — дают возможность признать, что пациент скорее жив, чем мертв. А это тот минимум, который в ближайшем будущем должны будут сдавать все церкви, хотят они того или нет, готовы они к этому или не очень.
Ватикан, по крайней мере, готовится.