Другая сторона Элвиса. Как Пресли стал голосом южного духовного пения

На самом деле ничего неожиданного в любви Пресли к госпелу нет – в конце концов, госпел родился там же, где появился на свет Элвис, а именно на американском Юге. Элвис был не только религиозным человеком, но и мистиком – к этому его подталкивала сама история его семьи. Ранние детские годы Пресли пришлись на трудные времена Депрессии – мать родила его в том же деревянном домишке в городе Тьюпело, штат Миссисипи, в котором жила семья. На тридцать пять минут раньше Глэдис Пресли произвела на свет Джесси Гарона, мертворожденного брата-близнеца Элвиса. Позже мать часто говорила сыну, что его брат Джесси слышит его, когда Элвис поет в ночи с полной луной – сам Элвис всегда считал, что живет за двоих, за себя и брата, и в юные годы особенно часто посещал его могилу.

Тот самый дом, в котором родился Элвис, его отец Вернон построил собственными руками. Две комнаты, туалет и водяной насос на заднем дворе – первое время в доме не было даже электричества, семья пользовалась керосиновыми лампами. В подобных жилищах ютились самые бедные обитатели Тьюпело – и то, что спустя три года после рождения Пресли его отец попал на шесть месяцев в тюрьму из-за подделанного им чека, конечно же, только ухудшило положение семьи.

После освобождения находить работу Вернону Пресли стало еще труднее – однако он не стал беспробудно пить, как делали многие в подобных случаях, а находил отдушину в регулярных посещениях местной церкви вместе с Глэдис и маленьким сыном. Исполнение гимнов были важной частью службы – и это было вовсе не сдержанное пение. Традиция южных церквей предполагала страстное исполнение, близкое к экстазу – и в этом состоянии можно было забыть о всех проблемах и заботах, ожидавших за порогом.

В конце тридцатых годов дядя матери Элвиса, Гейнз Мэнселл, был главным проповедником местной пресвитерианской церкви – и в ее деревянном здании совсем маленький Пресли с невиданной для дошкольника страстью подпевал хору. Ему было всего два года, когда он самостоятельно стал забираться туда, где стоял хор – мальчик еще не умел запоминать слова, но уже обладал чувством мелодии и с огромным восторгом наблюдал за поющими. Это были его первые музыкальные уроки. Кстати, к тому времени, как семья Пресли перебралась из Тьюпело в Мемфис, штат Теннесси (Элвису уже исполнилось тринадцать), именно Мемфис постепенно превращался в столицу музыки госпел в Штатах.

Так что неудивительно, что свои самые ранние госпел-записи Пресли сделал уже в январе 1957-года, будучи на пике популярности после выхода своих первых двух рок-н-ролльных долгоиграющих пластинок и нескольких хитов, прогремевших по всему миру. Тогда, перед съемками в своем втором фильме "Loving You", под завязку забитому бодрыми поп-песнями вроде "(Let Me Be Your) Teddy Bear", "Got a Lot O’ Livin’ to Do" и "Party", Пресли нашел время, чтобы записать в Лос-Анджелесе материал совсем другого свойства. Для своего новой пластинки в формате EP Элвис исполнил четыре вдумчивых и торжественных госпел-номера — классику жанра. Это были госпелы "(There’ll Be) Peace in the Valley (For Me)", "I Believe", "It’s No Secret (What Love Can Do" ) и Take My Hand, Precious Lord" — и Пресли отдавался этим песням так же страстно, как это происходило с самыми буйными рок-н-роллами, но это была страсть совсем другого рода. Оказалось, что публика готова и к такому Пресли – пластинка заняла третье место в хит-параде EP, а позже, ближе к концу триумфального для Пресли 1957-го, все четыре трека вошли в его рождественскую пластинку "Elvis’ Christmas Album".

В 1958-м, едва успев закончить сниматься в своем четвертом ( и лучшем) фильме "King Creole", Элвис отправился служить в армию. Вернувшись в Штаты после двух лет службы в Германии, Элвис сгорал от нетерпения поскорее вернуться в студию. Он спешил доказать себе и остальным, что за это время его голос стал только лучше (в армии Пресли часто слушал записи итальянских оперных певцов), сам он повзрослел — и ему есть что сказать и спеть миру. То, что Пресли заметно вырос как исполнитель, наглядно продемонстрировал первый же его альбом, записанный после двухлетнего отсутствия на сцене – удивительно эклектичная и богатая нюансами пластинка "Elvis is Back!", выпущенная в апреле 1960-го года. Но это был не единственный альбом, записанный и выпущенный певцом в том крайне насыщенном для Элвиса году.

В начале осени на прилавках появился саундтрек к фильму "G.I. Blues" — Пресли был не слишком доволен некоторыми песнями, которые ему пришлось исполнять для своей первой картины после возвращения, но саундтрек раскупали еще активнее, чем пластинку "Elvis is Back!". Однако Элвис пообещал себе и самым близким людям из своего окружения, включая будущую жену Присциллу, что во время следующей записи не допустит никаких творческих компромиссов, которые могли бы пойти в ущерб артистической ценности музыки – и сдержал слово. Эта самая следующая запись состоялась уже в октябре 1960-го – Пресли наконец записывал полноценный госпел-альбом, то, что он давно мечтал сделать.

Шедевр за одну ночь

Как всегда, у Элвиса было крайне мало времени – на запись целого альбома была отведена всего лишь одна студийная сессия на студии "RCA" в Нэшвилле. Уже в ноябре должны были начаться съемки его следующего фильма "Wild in the Country", в том же месяце Элвис по графику должен быть записать несколько песен для саундтрека картины (на которую он возлагал большие надежды, поскольку это должна была быть драма в ключе "King Creole", только с гораздо меньшим количеством музыкальных номеров).

Но во время той единственной ночной сессии, предназначенной для будущего альбома госпелов, Пресли был всецело поглощен только этими песнями, будто в мире больше не существовало ничего другого – и уж тем более не было никакой другой музыки.

Он совершенно точно знал, что именно он хочет записать – и каким образом материал должен звучать. Огромную роль во время той сессии, которая началась в половине седьмого вечера и продолжалась до восьми утра следующего дня, играла вокальная группа "The Jordanaires", давние партнеры Элвиса. "Джорданериз" были весьма заметны и на поп-записях Пресли, вроде "Don’t Be Cruel", но здесь они были частью вокальной "переклички", характерной для исполнения госпелов – без четырех певцов "The Jordaneries" Элвису в одиночку просто не удалось бы добиться нужного драматического эффекта.

Перед началом работы Пресли признался, что в последнее время его часто мучает один и тот же кошмарный сон – будто он остался совсем один, без друзей, без любимой девушки, даже без поклонников за воротами его особняка "Грейсленд" и вездесущего менеджера Тома Паркера. Тем не менее, в возвышенной и воздушной атмосфере госпелов, которые записывались в ту ночь, не было ничего от той беспомощности и одиночества, физически ощущаемых Элвисом в кошмарах – ну а вокальные партии были едва ли не лучшими в его карьере.

В аккомпанемент некоторых госпелов, таких как "Milky White Way" и "Working on the Building" (финальная запись ночного марафона, в которой не чувствовалось никакой усталости) музыкантам Пресли удалось добавить по капле легкого свинга, ну а что касается номера "Joshua Fit the Battle", то он был верхом совершенства – ничего изящнее Элвис еще ничего не записывал. Пресли мог бы петь госпелы не только всю ночь напролет – его воодушевления хватило бы как минимум до полудня (что часто и происходило на вечеринках, в разгар которых Элвис имел привычку вдруг сесть за пианино и начать исполнять гимны). Именно во время этой сессии Пресли записал и ту самую "Crying in the Chapel" — однако песня будет ждать своего часа еще долгих пять лет.

Элвис выпустит еще два госпел-альбома до своей смерти а августе 1977-го – пластинку "How Great Thou Art" (за нее он получит свою первую "Грэмми") и альбом "He Touched Me", снова отмеченный грэммиевской статуэткой.

Дэвид Боуи, автор и исполнитель инструментальной музыки

Дэвид Боуи обладал одним из самых узнаваемых и уникальных голосов в истории музыки – что ж, тем более удивителен тот факт, что одни из самых значимых его альбомов были наполовину инструментальными. Речь идет о пластинках "Low" и "Heroes", записанных Боуи в один из самых важных – и хрупких – периодов в его жизни, как в личном плане, так и в смысле карьеры и музыки.

Дело в том, что к 1974-му году у музыканта уже развилась сильнейшая наркотическая зависимость. Ситуация стала совсем плачевной в следующем году, когда Боуи переехал в Лос-Анджелес – доходило до того, что диета музыканта состояла исключительно из кокаина, молока и овощей, а именно перца. Дэвид продолжал сочинять и записывать отличную музыку – но годы спустя он не мог вспомнить подробностей записи, к примеру, пластинки "Station to Station". Нужно было что-то делать – после тура в поддержку этого альбома, Боуи решил остаться в Европе и начать избавляться от наркозависимости.

В мае 1976-го после лондонского концерта Дэвид встретился с давним знакомым Брайаном Ино, бывшим участником "Roxy Music", начавшим исключительно экспериментальную сольную карьеру – они поговорили об обоюдном увлечении актуальной немецкой музыкой, в частности тем, что делали электронщики-новаторы "Kraftwerk" и представители жанра "краутрок", группа "Neu!".

Боуи и Ино договорились о сотрудничестве в ближайшее время – но пока Дэвид принялся помогать записывать пластинку "The Idiot" еще одному своему приятелю, Игги Попу. Альбом записывался во Франции, в уютном Шато д’Эрувиль — Боуи принимал в процессе самое активное участие как автор и музыкант. Именно тогда Дэвид разработал свой излюбленный метод работы в студии – сначала записывался инструментальный трек, делались наложения, и только после этого Боуи брался за разработку вокальной линии и написание текста.

Свой новый альбом "Low" Боуи начал записывать там же, во Франции – впервые за долгое время стараясь обходиться без губительных "порошков". В том же Шато Д’Эрувиль к нему присоединились, помимо музыкантов группы, Ино и продюсер Тони Висконти – работа началась более чем вдохновенно. Увлеченному процессу записи не мешали даже неприятности вроде пищевых отравлений – это произошло, когда у персонала Д’Эрувиля случились продолжительные выходные, а на кухне остались не самые квалифицированные работники.

Вряд ли именно вялое состояние после отравления вдохновило Боуи оставить композиции, предназначенные для второй стороны виниловой пластинки, почти целиком инструментальными – но он решился на этот рискованный шаг, предвидя при этом решительный протест своего лейбла. Не считая выдуманной тарабарщины, призванной напоминать восточноевропейские языки в мрачнейшем и атмосфернейшем треке "Warszawa", Дэвид иногда использовал свой вокал только как инструмент, как кисть, которой можно было нанести несколько мазков на масштабное полотно — созданное аналоговыми синтезаторами, прочими клавишными инструментами, вибрафоном и перкуссией.

Вторая сторона следующего альбома Боуи, пластинки "Heroes", уже полностью записанной в Западном Берлине, тоже была инструментальной – и представляла собой настоящий "кинематограф для ушей". Много лет спустя Дэвид издал все инструменталки второй половины семидесятых (так называемый "Берлинский период") на сборнике "All Saints" — включавшего в себя и треки, неизданные в свое время на пластинках. Никогда еще музыка не оставляла столько пространства для воображения – и не давала ему столько же подсказок.

Боб Дилан – исполнитель эстрадной класики

Мифический Боб Дилан всегда терпеть не мог оправдывать ожидания своих поклонников . Так было еще в шестидесятых, когда он сначала сменил акустическую гитару на электрическую, а потом вдруг и вовсе заиграл и запел абсолютно невинное кантри.

В конце семидесятых Боб вдруг стал записывать исключительно вдохновленные его обращением к христианству песни, в восьмидесятые он стал злоупотреблять синтезаторами, в начале девяностых вдруг снова вернулся к сугубо акустическому фолку – ну а в 1997-м появилась выдающая пластинка "Time Out of Mind", сумрачный блюз-роковый альбом, ознаменовавший его творческое возрождение.

В нулевых, после шикарных дисков "Love and Theft" и "Modern Times", были новые "сюрпризы" — вроде рождественской пластинки "Christmas in the Heart". Но даже после этого релиза почитатели Дилана не были готовы к тому, что старина Боб станет исполнять песенную классику из репертуара Фрэнка Синатры конца пятидесятых – а именно этим Дилан и его группа занялись на пластинке "Shadows In the Night" 2015-го года.

Боб записывал эти композиции в той же студии, в которой когда-то работал Синатра – "Кэпитол" в Лос-Анджелесе. По его словам, он "откапывал" песни – которые были, по его мнению, столько раз перепеты самыми разными певцами, что оказались "погребенными".

Дилан внимательно слушал пластинки Синатры – после чего все-таки исполнял ту или иную песню в мгновенно узнаваемой собственной манере, правда, используя при этом драматичную эстрадную фразировку старой школы. Боб настоял на том, чтобы студийных микрофонов не было видно – за исключением того, в который он непосредственно пел, запись проходила ежедневно до половины одиннадцатого вечера (кроме выходных). Несколько недель – и одна из самых неожиданных пластинок в дискографии Дилана была готова.

Альбом "Shadows in the Night" был встречен восторженными отзывами (не без надежды, что на следующей записи Дилан все-таки будет петь свои песни) – и они продолжали оставаться восторженными даже тогда, когда Боб выпустил в 2016-м еще одну подобную пластинку, "Fallen Anels". Дилан не сдавался – и через год появился уже целый набор из трех компакт-дисков эстрадной классики прошлого века. Но поклонники и критика решили принять правила игры – и снова усыпали похвалами Дилана-крунера.