Бог перестал быть пугалом. Зачем католики начали исправлять "Отче наш"
"Самая главная" христианская молитва подверглась ревизии: французская конференция епископов Католической церкви внесла правки и распространила среди верующих исправленную версию молитвы "Отче наш". Об этом сообщил сам Папа Римский Франциск на итальянском католическом канале ТВ. Он с одобрением отозвался о новой французской версии молитвы и дал понять, что изменения теперь может претерпеть и итальянский вариант молитвы. А за ним, надо думать, вся Католическая церковь постепенно перейдет на "новую версию".
Редакции подверглась фраза "не введи нас во искушение". По мнению епископов, поддержанных главой церкви, сама эта фраза может ввести во искушение. Потому что Бог-Отец, к которому мы обращаемся в этой молитве, не может по собственному желанию ввергать нас в искушение. Это, как напомнил Папа Франциск, делает Сатана, а не Бог. Поэтому в новой французской версии молитвы верующие просят Бога удержать их от искушения. Так, по мнению владык, будет правильнее.
Такая "свобода творчества" у многих консерваторов может вызвать некоторые сомнения, а то и вовсе протест. Тексты молитв вообще "каноничны" (чтобы не сказать "догматичны"), их вот так запросто править нельзя. По таким важным вопросам должна как минимум собираться богословская комиссия, решение ее должно быть одобрено полномочными церковными органами и прочее. В общем, есть же процедура! Тем более речь идет не о чем-нибудь, а об "Отче наш" - главной молитве христиан. Молитве, которой, согласно Писанию, научил апостолов сам Христос. То есть тут внесены исправления не только в текст молитвы, но и в текст Евангелия.
Но Папа Франциск не только не сделал замечания своим французским епископам, он их еще и поддержал - правильно, мол, исправили. А то в "каноническом" варианте Бог и правда странно выглядит - вроде как Сам во искушение вводит возлюбленных чад своих. Разве такое может быть? Нет, не может. Значит, имеют место чисто лингвистические проблемы - переводы, архаизмы и прочая путаница, которую церковь не только может, но должна прояснять.
Папа прав: язык меняется. Обороты устаревают, да и трудности перевода - всем известная напасть. Но все не так просто. В догматических текстах каждое слово на своем месте. И оттого догматические тексты не каждый может прочитать и понять до конца. В этом, как считают многие, их основной кайф. Священный язык - язык молитвы - и не должен быть до конца понятен. Догмат не должен быть прозрачен, логичен, рационален и открыт каждому. Поэтому язык церкви зачастую архаичен - недаром она не желает расставаться с латынью или церковнославянским. Для священных нужд должен быть свой, сакральный язык, и в нем должно быть место мистике и прозрению.
Впрочем, споры между теми, для кого мистика полупонятных фраз, граничащих с глоссолалией (произнесение речи на языке, который неизвестен для говорящего), - необходимый элемент молитвенной медитации, и теми, кто хочет "молиться разумно", четко и недвусмысленно формулируя фразы, адресованные Богу, могут вестись бесконечно, потому что это вопрос стиля веры, а стиль - дело индивидуальное. Интереснее наблюдать за тем, как трудности перевода становятся трендом в церковной политике, помогая выйти из затруднительных положений - как догматических, так и политических.
Например, "не введи нас во искушение". В которое вводит Сатана, а не Бог - это всем известно. Или как было в случае примирения Католической церкви с Армянской апостольской церковью, когда Папа Иоанн Павел II также принял решение, что имели место трудности перевода: "разногласия" и обвинение в ереси (монофизитстве) были списаны на "языковые, культурные и политические факторы".
Не так все просто и в данном случае - с Сатаной и Богом, которые вследствие многочисленных языковых манипуляций, если верить католическим "редакторам", поменялись в "главной молитве" местами. "Бог, который вводит нас во искушение, - это плохой перевод, - цитирует La Repubblica слова понтифика. - Французы поменяли текст на перевод, в котором говорится: "не позволь мне впасть во искушение". Это я впадаю во искушение, а не Он меня бросает во искушение, чтобы потом посмотреть, как я упал. Отец этого не делает, Отец помогает сразу же подняться". У Бога нет выбора - вводить нас во искушение или нет. Такова позиция Папы Франциска, а вместе с ним теперь и всей Католической церкви, поскольку Папа, согласно догмату (который пока не редактировали), непогрешим в вопросах веры. У Бога нет выбора - быть добрым или быть злым. Если вдуматься в эту фразу, она окажется значительно более сложной и даже странной, чем кажется на первый взгляд: "у Бога нет выбора". В общем, да, выбор есть только у человека.
В этом утверждении на самом деле нет ничего особо нового. Ново то, что об этом заговорили, отнеслись всерьез и даже приняли меры, изменив текст молитвы. Это изменение обозначает некий дрейф в восприятии Бога и в целом религиозности новейшего времени - дрейф от строгого Бога к доброму Богу. Бог больше не пугало - он не гневается, не мечет громы и молнии, не карает, не обрекает на адское пламя и скрежет зубовный. Он даже во искушение не вводит - только поддерживает и спасает. Он в полном смысле Бог-Отец - в современном понимании доброжелательного родительства, а не патриарх в консервативном, даже архаическом понимании, в котором Отец - это в первую очередь источник Закона и Судья.
Такой благостный Бог на самом деле не всем подходит, и далеко не все согласятся с такой трактовкой Бога. Очень многие рассматривают религию и Бога в качестве элемента дисциплины и рамок морали. А с такой точки зрения Закон и Судья - важные ипостаси, заставляющие человека блюсти себя и никогда не забывать, что "Отец смотрит на тебя". Вопрос соотношения любви и закона никогда не был прост для христианского богословия и - шире - христианского мировоззрения в целом, вынужденного считаться и с Ветхим, и с Новым заветами.
"Грешник, покайся" - незыблемый христианский императив. Но он может звучать как приказ и влечь за собой намеки или даже прямые цитирования мер пресечения, как Уголовный кодекс, а может формулироваться как приглашение.
Когда о Папе Франциске говорят как о либерале, имеют в виду, как правило, что угодно - отношение к браку, аборту, однополым связям и прочим токсичным вопросам. Но настоящая церковная либерализация выглядит не так. Это не принятие резких - и заведомо скандальных для церкви - решений "в пользу мира". Это изменение тона разговора о Боге и его законах. О том, чего хочет Бог и чего он от нас ждет, а не чего он от нас требует и что нам будет, если мы ослушаемся. Это, если хотите, францисканский стиль, о чем Папа Бергольо предупреждал нас, приняв имя Франциска и не скрыв, что именно Франциска Ассизского он имел в виду. Нынешнее изменение тона означает говорить с миром не сверху вниз, а глаза в глаза. Не с позиции власти и силы, а с позиции любви. Не требовать, не запугивать, а предлагать - так, как это работает в современном мире с его горизонтальной ориентацией.
Хорошо, в общем, что существуют трудности перевода - они помогают красиво выйти из весьма затруднительных положений. Я думаю, что следующее в очереди на ревизию - "вавилонское проклятие". Если бы не смешение языков - Божье наказание за дерзость, на что бы мы теперь списывали всевозможные догматические "недоразумения"? Не говоря уже о чисто человеческих сомнениях и ошибках. Вот только как бы не увлечься, не потерять чувство меры, до которой трудности понимания догмата можно преодолевать с помощью редакторского карандаша.
