Бобу Дилану — 80. Как Роберт Циммерман получил Нобеля, но так и не смог разрушить миф о себе

Не в смысле заурядных в подобных случаях рефлексий на тему "человек-эпоха, и другого такого нету", "да уж, не мальчик" и уж тем более "ого, а он еще жив!". Боб Дилан – совершенно особенное явление в мировой культуре, человек, повлиявший практически на всех, от своих ровесников "Битлз" до современных рэперов (чтобы убедиться в последнем утверждении, достаточно послушать песню Дилана "Subterranean Homesick Blues", а это 1965-й год). Он не то чтобы существовал всегда и будет жить вечно, но его имя давно стало нарицательным, и кого бы не называли "новым Бобом Диланом" и не находили в его текстах "диланизмы", Дилан был и остается единственным в своем роде. Дилан – практически как гениально придуманный, вымышленный персонаж, вроде Шерлока Холмса, реальность которого уже почти не вызывает сомнений, в отличие от многих действительно ходивших по Земле представителей рода человеческого.

Самая показательная особенность таланта Дилана и самой дилановской легенды, мифа о нем — то, что они совершенно непоколебимы, не смотря на старания скептиков и, в первую очередь, самого Боба. Именно так – Дилан уже более полувека, будто пытаясь избавиться от некоего проклятия или разорвать сделку с кем-то или чем-то весьма зловещим, упрямо и изощренно пытается каким-то образом навредить и напакостить собственной славе и поиздеваться над ожиданиями и чаяниями верных поклонников. Началось все в том же 1965-м. Дилан уже два года, со времени выхода своего второго альбома, эпохального диска "The Freewheelin" Bob Dylan" (который раз и навсегда перевернул представление о том, какой может и должна быть современная песня) считался флагманом фолк-движения начала шестидесятых. Под аскетичный аккомпанемент гитары и губной гармоники урожденный Роберт Циммерман, которому едва перевалило за двадцать, исполнял поразительно нетривиальные песни о горестях современного мира ("Blowin" in the Wind" и самая убедительная антивоенная песня всех времен "Masters of War"), чередуя их с апокалиптичными и глубоко поэтичными зарисовками ("A Hard Rain's a-Gonna Fall"). Кроме этого, Боб не забывал сочинять великолепнейшие любовные баллады ("Don't Think Twice It's All Right"), напрочь лишенные эстрадных штампов и искрометные, сугубо юмористические номера. Его песни были альтернативой "примитивной" ( в чем были убеждены достаточно снобистски настроенные фолк-музыканты и их слушатели) рок-н-рольной сцене да и вообще всему развлекательному поп-истэблишменту.

Но Дилан не собирался долго оставаться поэтом-правдорубом с акустической гитарой в мозолистых руках. Во-первых, до того как с головой уйти в традиции американских народных песен, Боб начинал, как и положено юному парню, играя рок-н-ролл в подростковой группе. А во вторых, в отличие от многих собратьев по фолк-движению, проницательный Дилан все-таки разглядел весьма внушительный потенциал в тех же только что завоевавших Штаты "Битлз" и проскользнувших вслед за ними "Роллинг Стоунз". Боб решает пожертвовать любовью и уважением своей сложившейся фолк-аудитории и летом 1965-го, на фолк-фестивале в Ньюпорте, выкидывает немыслимый фокус – а именно выступает с электрической рок-группой в качестве аккомпаниаторов и сам берет в руки электрогитару. Некоторые зрители испытали на концерте нечто вроде волнительного экстаза, узрев рок-н-рольного Мессию, несущего истину нового времени под рев гитар и грохот ударных. Но подавляющее большинство к приходу пророка готово не было. Публика буквально освистала Дилана – а его старший коллега, легенда американского фолка и матерый борец за справедливость Пит Сигер, по легенде, даже попытался положить конец электрическому беспределу Боба, перерубив топором провода за сценой.

Такому потоку обвинений в продажности, "артистической проституции" и других смертных грехах, да и просто улюлюканью, неизменно сопровождавшему любое появление Дилана на сцене в последующий год еще не подвергался ни один музыкант – в будущем таких примеров тоже было не так много. Но Боб твердо знал, что делает. Тексты его песен стали еще образнее и раскрепощеннее – и все эти вдохновенные высоколитературные экзерсисы исполнялись под вполне танцевальные и развязные ритмы аккомпанирующего состава Дилана, куда, среди прочих, входил один из лучших белых блюзовых гитаристов того времени Майк Блумфилд. Именно тогда и таким образом то, что раньше, в пятидесятых, называли "рок-н-роллом" или просто "поп-музыкой", стало тем самым "роком" — явлением, к которому стали относиться все более серьезно и уважительно, и привлекало это явление уже не только юношей и девушкой в период активного полового созревания.

Фолк-пуристы демонстративно отвернулись от Боба, но зато он обрел новую аудиторию, которую уже успели сформировать "Битлз" и которая взрослела на глазах – именно это поколение и сделало шестидесятые самым яркими революционным десятилетием прошлого века. Как подметил Брюс Спрингстин, представитель той самой молодежи, взращенной в середине шестидесятых группами "британского вторжения" и Диланом ( и которого самого спустя 10 лет назвали "новым Диланом"), "если Элвис освободил наше тело, то Боб освободил наши мозги". Дилан один за другим выпустил три беспрекословных шедевра, первые альбомы "новой рок-музыки" — "Bringing it All Back Home", "Highway 61 Revisited", и "Blonde On Blonde". Неутомимый и неприкаянный Дилан испытывал невероятные приливы вдохновения, он был одержим – новые песни писались день и ночь нескончаемым потоком, одна сокрушительней другой. К тому же Боб постоянно выступал, сначала в Штатах, потом в Австралии и Европе – а еще умудрялся писать свою первую книгу, "Тарантул". Он практически не спал, сильно похудел и выглядел как некий сверхчеловек из параллельного мира, в котором живут исключительно творчеством и питаются одной только музыкой и поэзией. Одни его освистывали, другие обожествляли – и казалось, только сам Боб знал, как на самом деле обстоят дела в этом мире.

Все закончилось внезапно в июле 1966 года. По официальной версии – Дилан попал в мотоциклетною аварию недалеко от своего дома в Вудстоке, штат Нью-Йорк, и серьезно повредил себе шею. В итоге Боб, естественно, не только прекратил выступать, но и вообще не показывался на публике больше года. Однако, поскольку музыкант не был госпитализирован, да и вообще на место происшествия даже не была вызвана скорая помощь, поползли слухи о том, что Дилан все подстроил, чтобы вдруг исчезнуть с глаз долой в самый разгар своей славы, уже больше напоминавшей культ – Боб был уже не столько музыкальным, сколько социальным феноменом. Он стал не просто "глашатаем нового поколения", это самое поколение во время набиравшей обороты и крайне непопулярной войны во Вьетнаме требовало от своего предводителя конкретных и решительных действий в борьбе с обрюзгшими и великовозрастными авторитетами. Дилан написал спустя почти 40 лет в своей автобиографии "Хроники" — "Я попал в аварию и было больно, но правда в том, что мне хотелось выйти из крысиной гонки".

Пока Дилан отсиживался и отлеживался дома – ходили разговоры о том, что он прикован к постели и даже ослеп – движение хиппи набирало обороты, начинался калейдоскопически цветастый период в музыке, которая становилась все более раскованной и улетала на световые годы вперед от своих блюзовых, джазовых и фолковых основ. Дилан стоял у самых истоков этого нового движения несколькими годами ранее, но вся распустившаяся психоделическая вакханалия 1967-го на самом деле ему активно не нравилась – все, по его мнению, зашло слишком далеко. Когда, по легенде, Бобу поставили только что вышедший в июне 1967-го "Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера" "Битлз", психоделический манифест "Лета Любви", Дилан отреагировал неожиданным образом и потребовал "немедленно выключить эту дрянь".

В самом конце 1967-года все-таки вышел новый альбом Боба, диск "John Wesley Harding" — и, о Боже, песни на пластинке не имели ничего общего не только с окружающим психоделическим ландшафтом, но и с песнями самого Боба недавнего "электрического" периода. Казалось, что тот Дилан действительно разбился на мотоцикле, и альбом записал совершенно другой человек – и физически, и ментально. Изменилась не только манера исполнения и голос Боба, изменился его образ мышления, сама эстетика песен. Дилан не просто возвращался к "корневой музыке", к фолку, кантри и блюзу – эти песни могли быть написаны чуть ли не 19-м веке. В их текстах было много непривычной для Дилана библейской образности, и это были великолепные песни, но аскетизм аранжировок (акустическая гитара – гармоника – бас — барабаны) и странная, в равной мере строгая и блаженная атмосфера альбома шла вразрез с настроениями 1967-го и дилановских фанов, с нетерпением ждавших его новых записей. На этот раз привыкать к новому Бобу приходилось уже поклонникам его "электрического" периода – но игра стоила свеч. Песни с альбома стали исполнять новые психоделические герои – в частности, Джими Хендрикс записал потрясающую версию композиции "All Along the Watchtower". Сам того не желая, Боб снова стал законодателем не просто моды, а новой тенденции, определяющей время. Почти все ведущие музыканты планеты, начиная с "Битлз" и "Стоунз" , поспешили лечиться от психоделического похмелья дилановским методом – возвращаясь к своим исконным музыкальным корням уже с новообретенным опытом. Новый материал, если привыкнуть к его внешней непритязательности, действительно обладал огромным потенциалом – как созидательным, так и разрушительным. И Дилан, почуяв опасность снова стать "предводителем и пророком", на следующей своей записи, альбоме 1969-го "Nashville Skyline", решился на совсем уже радикальные перемены. Рекордно короткий (двадцать с лишним минут) диск представлял собой собрание совершенно простых, безобидных и умиротворенных песен в стиле кантри. Голос Боба не был таким уж гнусавым еще на предыдущей пластинке, но теперь, когда Дилан даже специально на время бросил курить, его обычно подвергаемый насмешкам злопыхателей вокал вдруг зазвучал действительно красиво и – час от часу не легче – предельно аккуратно, прилежно и старательно. С такими песнями (а их тематика не выходила за пределы довольно банальной любовной лирики) и с такой манерой исполнения совершенно точно нельзя было возглавить никакие революции. Но гений оставался гением – на пластинке был как минимум один шедевр, замечательная и донельзя романтичная баллада "Lay Lady Lay", каверы на которую регулярно появляются и по сей день.

В том же 1969-м Дилан показательно не выступил на знаменитейшем фестивале в Вудстоке, хотя тот и проходил совсем недалеко от его дома, да и вообще не выказывал совершенно никакой социальной активности. Раззадоренная самим Бобом публика жаждала от Дилана дальнейших откровений, указаний или хотя бы каких-нибудь хлестких высказываний – но пророк явно пытался утверждать то, что он никакой не пророк. Боб, который к тому времени уже стал семьянином, многодетным отцом, вынужденно бежал из дома в Вудстоке, который буквально осаждали странствующие хиппи обратно в Нью-Йорк. Там он проделал несколько точечных ходов, чтобы как-то запятнать свою праведную репутацию – например, обливал голову виски и появлялся в общественных местах, ходил на концерты эстрадных певцов. Это помогало слабо, если вообще помогало. Дилан съездил в Израиль и сфотографировался у Стены Плача – ну какой из него после этого рок-н-рольный бунтарь? Никакой реакции. Тогда Боб вновь принялся выбивать последние крохи и нотки непримиримости из своей музыки. Вспоминая об альбомах "Nashville Skyline" и последовавшем за ним "Self Portrait", Дилан потом честно признавался, что просто "собрал в охапку песни, швырнул их об стену, выпустил то, что прилипло, потом собрал с пола то, что не прилипло и выпустил и это". Последняя из упомянутых пластинок, "Автопортрет", действительно представляла собой страннейшее, восхитительно безалаберное и куцее месиво. Это было собрание перепевок чужих хитов, кантри-номеров, треков с оркестром и женским вокалом, вместо собственно дилановского, концертных записей и еще великого множества всякой забавной всячины на двух дисках. Рецензия на альбом в журнале "Роллинг Стоун", который в те времена был рупором контркультуры, начинался сакраментальной фразой: "Что это за дерьмо?". До аудитории наконец начало доходить – с Бобом действительно творится что-то неладное и лучше оставить беднягу в покое. На всякий случай Дилан выпустил еще один альбом – уже гораздо более серьезную пластинку "New Morning", но лучшими номерами из нее были депрессивные баллады, на этот раз исполненные под аккомпанемент фортепиано. После этого Боб замолчал на несколько лет.

Возвращение Дилана в середине семидесятых имело все признаки триумфа. Брак с актрисой и моделью Сарой Лоундс разваливался ( в середине шестидесятых она вдохновила Боба, в частности, на написание одной из самых длинных и образных песен о любви в истории поп-музыки – "Sad-Eyed Lady of the Lowlands") и именно эти прискорбные процессы в личной жизни завели часовой механизм мощного дилановского вдохновения. Взрыв прогремел в виде великолепного альбома "Blood on the Tracks" — и казалось совершенно непостижимым, что такой разрушительной силой ( и такой пронзительной красотой) могут обладать довольно-таки хрупкие по форме, весьма сдержанно аранжированные, камерные песни.

После этого последовал успешнейший в творческом смысле концертный тур "Rolling Thunder Revue" ( о котором несколько лет назад Мартин Скорсезе снял великолепный документальный фильм), экзотичный по части аранжировок диск "Desire"… И тут случилось то, чего от Боба ожидали меньше всего – он стал "новообращенным" христианином. Все началось в 1978-м, во время концерта в Сан-Диего, штат Калифорния. Тогда изможденный напряженным графиком Дилан чувствовал себя не очень хорошо и это сильно бросалось в глаза публике. Кто-то из аудитории бросил на сцену серебряный крестик – Дилан подобрал его и положил в карман. Через несколько дней, уже в Аризоне, он почувствовал себя совсем скверно в одиноком гостиничном номере – как рассказывал Дилан, он вспомнил о крестике, достал его и ощутил физическое присутствие Христа в комнате. Его следующий альбом "Slow Train Coming" был полностью посвящен христианской тематике – это отпугнуло внушительную часть дилановских поклонников и не на шутку озадачило многих коллег и друзей Боба. Джон Леннон даже написал язвительный пародийный ответ на открывающий трек альбома под названием "Gotta Serve Somebody" ("Ты должен служить кому-то") – песня Леннона называлась "Serve Yourself!" ("Обслуживай себя сам!"), официально она вышла уже после смерти музыканта. К чести Боба, новые песни явно были написаны в порыве искреннего вдохновения, если уж не в религиозном экстазе – прописные христианские истины Дилан излагал самым небанальным образом. На концертах того периода он наотрез отказывался исполнять любые старые песни – только новые, "христианские", и сами выступления были похожи на службу в негритянской церкви – в музыкальном плане большая часть нового материала представляла собой не что иное, как госпел. Особенно это касалось следующий пластинки Дилана, "Saved" — каждая нота и каждое слово которой были посвящены Богу и восхваляли и благодарили его уже безо всяких аллегорий и метафор. Те критики, которые успели похвалить предыдущий альбом, на этот раз были гораздо более сдержанными – поклонники же Боба в очередной раз убедились, что тот сам себе хозяин и не берет в расчет никакие ожидания или представления о себе публики.

Восьмидесятые годы были самым невнятным десятилетием в его карьере – сначала Дилан увлекся неминуемым в то время модным звучанием со всеми сопутствующими ужасами в виде всяческих синтезаторов и драм-машинок. Этот звук, за редкими исключениями, совсем не подходил к его песням – да и сами песни становились все более тусклыми, и Дилан все чаще исполнял кавер-версии. Он катился по наклонной, и это, казалось, даже доставляло ему удовольствие. Концерты тоже оставляли желать лучшего — Боб в то время вполне мог претендовать на звание худшего исполнителя собственной нетленной классики шестидесятых на планете.

Но после нескольких пластинок, записанных совсем уж по инерции, Дилан в 1989-м году вдруг выпускает альбом "Oh Mercy". Записанная в Новом Орлеане при помощи великолепного саундпродюсера Даниэля Лануа, недавно принимавшего участие в работе над суперуспешным во всех смыслах альбомом U2 "The Joshua Tree", пластинка стал явным возвращением в форму. Это был прекрасно сыгранный, спетый и записанный альбом, самый "атмосферный" в дискографии Дилана к тому времени. К тому же Бобу снова было что сказать в своих песнях – каждая из них была цельным произведением со своими героями и напряженной драматургией. Диск, тем не менее, мог вообще не получится – в начале работы Боб сам откровенно не знал, чего хочет от записи. Были записаны десятки и сотни дублей, методично бракуемых автором, Дилан изъявил желание записываться только по ночам, не отходил от кофе-машины, практически ни с кем из музыкантов не общался, постоянно переписывал тексты песен – но процесс не двигался с места. Однажды в порыве отчаяния Лануа разбил на глазах у Дилана одну из своих коллеккционных гитар. Боб в свою очередь без всяких предупреждений уехал с супругой колесить на мотоцикле по захолустью и болотам Луизианы, вернулся — и с тех пор работа пошла на удивление слаженно. Диск вышел и был признан "возвращением мастера" — хотя в него и не вошли, по какой-то странной дилановской прихоти, две едва ли не лучшие песни из записанных в ту сессию, "Series of Dreams" и "Dignity".

Но уже следующий релиз, пластинка "Under the Red Sky" не имела ничего общего с тонкой высокохудожественной атмосферой "Oh Mercy" — это был набор довольно-таки поверхностных песенок, сочиненных как-будто для детского утренника. Оставалось загадкой, зачем Дилан приглашал для записи, например, гитариста "Guns'n" Roses" Слэша или Элтона Джона – эти песни мог сыграть кто угодно, достаточно было выучить несколько аккордов. Некоторые дилановеды находили в этом замысле нечто большее, чем ехидство и злую иронию. Потом Боб вдруг сподобился устроить то, на что уже давно не надеялись его самые старые поклонники с начала шестидесятых – Дилан выпустил два альбома древних фолк-песен, исполненных под одну акустическую гитару. Ну а начиная с потрясающего альбома "Time Out of Mind" 1997-го, снова записаного в тесном сотрудничестве с Даниэлем Лануа и получившего "Грэмми", Боб окончательно канонизировался статусе живого классика. С тех пор он выпустил целую серию непререкаемых в своей безукоризненной "дилановости" дисков, исправно появлявшихся на свет и в новом веке.

Мир привык к тому, что Боб живет в своем собственном песенном, образном и звуковом мире – а крепким фундаментом его новых творений всегда служит корневая американская музыка, прежде всего блюз. И тут устроившаяся и обжившаяся в блюзовой зоне комфорта дилановская публика снова получает по шапке. На этот раз в виде десятка исполненных Бобом с уважением, любовью и чувством американских эстрадных песен 30-х и 40-х, составивших диск 2015-го года "Shadows in the Night". Запись была расхвалена рецензентами всего мира, как и следующий абсолютно аналогичный альбом Боба "Fallen Angels" 2016-го. Эти песни из репертуара легендарных крунеров вроде Фрэнка Синатры находились во Вселенной, параллельной дилановской – но он и там чувствовал себя весьма комфортно. Создавалось стойкое впечатление, что на этот раз сами критики решили не поддаваться и не проигрывать Бобу в им же придуманной полвека назад игре. Теперь они с распростертыми объятиями при любых условиях должны были принимать Дилана таким, как он есть — со всеми его причудами, свойственными утвержденному во всех возможных земных инстанциях гению. Боб не сдавался, пошел в атаку еще раз, и в 2017-м выпустил безукоризненный набор аж из трех компакт-дисков винтажных эстрадных шлягеров – критики сжали зубы и из последних сил на все лады расхваливали и этот релиз.

Теперь, в его 80, от Дилана можно ждать чего угодно – или не ждать ничего, как от погоды за окном. Он прекратил забавляться с эстрадой – в прошлом году вышел альбом с новым авторским материалом "Rough and Rowdy Ways" и релиз был одним из самых обсуждаемых в 2020-м. Есть талант, который заурядно и привычно находит себе дорогу, не разменивается и не пропивается, а есть дар, который не истребляется ничем и никем, в том числе и его владельцем.