20 лет без Джонни Кэша. Как и почему "человек в черном" начинал карьеру с нуля

Джонни Кэш

Джонни Кэш – это не просто бас-баритон и неизменный черный цвет одежды. Кэш – один из очень немногих певцов, каждому спетому слову которого веришь больше, чем самому себе. Кроме того, будучи искуснейшим автором песен сам по себе, Кэш еще и прекрасный интерпретатор чужого материала, превзошедший в этом смысле даже своего друга и коллегу Элвиса Пресли ( который, кстати, никогда не писал собственных песен). Достаточно послушать самые последние пластинки музыканта, записанные под руководством продюсера Рика Рубина, каверы Кэша на песни авторов, моложе его на десятки лет – особенно "Hurt", сочиненную Трентом Резнором и "Personаl Jesus", всем известный хит "Depeche Mode". В исполнении Кэша эти песни обретают не просто невиданную и неслыханную глубину, а другое измерение – и только голос "человека в черном" и его исполнительское чутье способны справиться с призраками, обитающими там.

Кэш родился на три года раньше Пресли, в 1932-м, и мог похвастаться таким же полным лишений детством на американском Юге. Он рос в глуши штата Арканзас, среди хлопковых полей, на которых работал вместе с родителями и многочисленными братьями и сестрами. Джонни, ( а точнее Джей Ар (J.R.), как назвали его родители, считался самым странным ребенком в семье — со своим чрезмерным увлечением музыкой и пением, а также самым настоящим поклонением радио, которое он мог слушать ночи напролет, не смотря на изнуряющий дневной труд.

С отцом Джей Ар не ладил с детских лет, но настоящим его другом был старший брат Джек – парень, который всерьез собирался стать проповедником. Джей Ар и Джек были неразлучны – но в тот роковой день, когда пила на местной лесопилке едва не разрезала Джека пополам, младшего брата не было рядом. Смерть Джека оказала колоссальное и решающее влияние на всю последующую жизнь Кэша – тут были замешаны и вина, и бесконечная скорбь, и вера в то, что они еще непременно встретятся в лучшем мире.

Джей Ар всегда чувствовал, что главным делом его жизни должна быть музыка – но пока просто не знал, как это можно было осуществить. Он не мог больше оставаться в отцовском доме – поэтому в самом начале пятидесятых, когда ему исполнилось восемнадцать, Кэш добровольно записался в Воздушные силы. Когда Джей Ар проходил начальную военную подготовку на базе Лэклэнд, он познакомился в один из своих свободных вечеров с семнадцатилетней девушкой Вивиан – они встречались всего несколько недель, прежде чем Кэш отправился служить за океан, в Западную Германию. За время его службы, за долгих четыре года, Джей Ар и Вивиан написали друг другу сотни писем – они поженились, как только Кэш вернулся в Штаты в 1954-м.

Конечно же, в Баварии Кэш занимался не только написанием любовных писем. Как радист, Джей Ар выполнял довольно ответственные задания, занимаясь перехватом сообщений-"морзянок", которые передавали советские военные. По легенде, выполняя именно эту работу, Кэш стал первым американцем, которому стало известно о смерти Сталина. Но даже если это и в самом деле так (а Кэш много раз рассказывал эту историю), главным его достижением за все годы службы стала не причастность к мировой истории и не звание штаб-сержанта, а то, что именно в Германии им была написана песня "Folsom Prison Blues" ("Блюз тюрьмы Фолсом"). Эта песня – не только одна из его будущих "визитных карточек", но еще и одна из лучших песен двадцатого века, прямолинейность и в то же время образность которой можно было сравнить только с лучшими примерами американской фолк-музыки. Кэш вдохновился, посмотрев в армейском киноклубе картину "В стенах тюрьмы Фолсом" — но пока не знал, что делать с песней, содержавшей в себе строчку "Я убил человека в Рино, просто чтобы посмотреть, как он будет умирать".

Поженившись, Джей Ар и Вивиан стали жить в Мемфисе, штат Теннесси. К этому времени Элвис Пресли уже записывался там на студии "Сан", принадлежавшей Сэму Филлипсу – днем, подрабатывая на случайных работах, Кэш то и дело оказывался у дверей студии, но пока не решался заходить внутрь. По вечерам, иногда до глубокой ночи, он репетировал со своими новыми мемфисскими друзьями – гитаристом Лютером Перкинсом и Маршаллом Грантом, игравшем на контрабасе. Сам Кэш играл на акустической гитаре, просунув между грифом и струнами долларовую купюру – таким образом, гитара звучала еще и как некий перкуссионный инструмент.

Наконец Джей Ар набрался смелости и в компании Лютера и Маршалла появился у Сэма Филлипса в новоявленной мемфисской Мекке – студии "Сан". Но он совершил ошибку, решив спеть Филлипсу старые религиозные госпел-песни – то, что любил всей душой с детства (как, собственно и Элвис). Исполнение было прекрасным, но Филлипс оставался холодным и невозмутимым – он больше не записывал материал в этом жанре, поскольку по вине Пресли наступили новые времена.

Как гласит еще одна легенда, Филлипс посоветовал Кэшу выйти за дверь и начать грешить, а потом вернуться с песней, которую он, Сэм Филлипс, мог бы продавать. Джонни, недолго думая, спел владельцу студии свои собственные песни – в том числе ту самую "Folsom Prison Blues". Филлипс в итоге был поражен и ошарашен даже в большой степени, чем когда впервые услышал Пресли – перед ним была готовая звезда, сложившийся артист, не похожий на любого другого исполнителя, молодой человек двадцати двух лет, который пел так, будто прожил несколько жизней до самой глубокой старости. К тому же, трио из двух гитар и контрабаса тоже звучало совершенно по-особенному – ни одной лишней ноты, лаконичная и безжалостная гитара Лютера Перкинса вспарывала воздух как только что наточенный нож, а ритм, найденный Грантом и Кэшем, был неумолимым, гипнотизирующим и таящим угрозу. За такими аранжировками нельзя было спрятаться – подобным образом звучала правда, утешающая, горькая, безжалостная и единственная.

Филлипс тут же стал записывать Кэша ( который наконец стал называть себя Джонни) – и хиты посыпались один за другим, все эти великие ранние песни от "Сry! Cry! Сry!" до "I Walk The Line" и "Get Rhythm". Кэш мгновенно оказался в бесконечной гастрольной горячке, колеся из одного городка в другой, часто в сопровождении таких же легендарных первопроходцев, как он сам – Пресли, Карла Перкинса, Джерри Ли Льюиса или Роя Орбисона. В физическом смысле это было испытанием более выматывающим, чем недавняя армейская служба и даже сбор хлопка под палящим солнцем и отцовским надзором – к тому же, как оказалось, Кэш был совсем не готов к роли обожаемой всеми, и особенно девушками, звезды и новой сенсации.

Он возвращался на несколько дней к нормальной жизни, к беременной Вивиан – но у него так и не получалось перестроиться и прийти в себя, а гастрольный караван из автомобилей и автобусов снова ждал его у ворот дома. Именно в тот период Кэш не только завел привычку носить исключительно одежду черного цвета (коллеги-музыканты дали ему за это прозвище "Гробовщик"), но и впервые стал употреблять амфетамины. Черные рубашки можно было реже стирать в дороге, таблетки же помогали Кэшу выдерживать напряженный график и выходить на сцену по несколько раз за ночь, иногда на разных площадках. Но очень скоро у него развилась сильная зависимость – поначалу друзья просто посмеивались над его странным поведением, неадекватными и нервными реакциями, но даже им стало ясно, что Кэш попался в сети, выбраться из которых под силу далеко не каждому. К тому же, он стал гораздо больше пить – если раньше дело ограничивалось несколькими бутылкам пива за ночь, то теперь он выпивал больше десятка, но все равно не мог уснуть, продолжая находиться под действием таблеток.

Его популярность тем временем росла также стремительно, как и наркотическая зависимость. Уже в 1958-м он оставил "Сан" и подписал контракт с крупнейшей фирмой грамзаписи страны, "Columbia". Пластинки Кэша стали звучать не так восхитительно примитивно, как раньше – при всей сохранившейся опасности и прямоте появился лоск, который, тем не менее, не имел ничего общего с эстрадой.

В то время, в начале шестидесятых, Кэш стал записывать альбомы такого рода, которые позже стали называть "концептуальными". Это мог быть сборник песен, вдохновленных поездами, железными дорогими и прелестями путешествий в товарных вагонах (пластинка "Ride This Train"), в другой раз альбом мог быть посвящен горькой участи американских индейцев ("Bitter Tears") — на записях Кэш не только пел, там были и сугубо повествовательные моменты, когда Джонни рассказывал множество историй и его речитатив странным образом звучал почти так же притягательно, как и, собственно, песни.

Примерно в то же время Кэш по уши влюбился в певицу Джун Картер – время от времени они выступали вместе в гастрольных турах. Джун тоже была неравнодушна к Джонни, но для каждого их них эта любовь была настоящим испытанием – Кэш был женат и растил детей, Джун тоже была замужем. По этому поводу Джун написала проникновенную песню "Ring of Fire" — Кэш исполнил ее в несколько бравурной манере и она стала хитом. Тем не менее, Джонни реагировал на происходящее острее и болезненнее, чем его возлюбленная – хотя бы потому, что когда Джун развелась с первым мужем, она тут же вышла замуж за другого человека, а вопрос совместной жизни с ним, изнывающим от любви, тогда всерьез не обсуждался.

В то же время усилилась и его зависимость от таблеток – и Кэш стал попадать во всяческие неприятные ситуации. В 1965-м он отдыхал на природе вместе со своим племянником – трейлер Кэша загорелся, и в итоге было сожжено несколько сотен гектаров леса. Как позже признавался племянник, виноват был вовсе не двигатель с неисправностями, как утверждал Кэш, а костер, который Джонни развел в невменяемом состоянии возле фургона. В тот же период Кэша арестовали в Мексике, после того как он встретился с драгдилером и спрятал в своей гитаре внушительное количество амфетаминов. Кэш провел ночь в участке и отделался штрафом. В предыдущий раз его задерживали в штате Миссисипи, по несколько комичному поводу – когда Джонни проник на частную территорию и попытался нам нарвать цветов. Еще один эпизод середины шестидесятых – арест прямо на улице в штате Джорджия. Тогда Кэш, держа в руках сумку, полную таблеток, пытался дать полицейским взятку.

Это был самый тяжелый и мрачный период в жизни музыканта – он не мог жить без амфетаминов, а еще он не мог жить без Джун Картер. Кэш развелся с супругой, но Джун, к тому времени снова разведенная, заявила, что не выйдет за него, пока он окончательно не завяжет с наркотиками. Кэш был в отчаянии и поступил довольно жутким образом – он отправился в пещеру Никаджек, штат Теннесси, с твердым намерением ползти в темноте, пока не умрет. Кэш действительно полз по грязи, пока у него окончательно не погас фонарик, потом собрался с мыслями и понял, что действительно желает одного – смерти, и продолжал ползти дальше. В следующие часы Кэш пережил то, что называют "религиозным опытом". По его словам, он отчетливо почувствовал присутствие Бога, понял, что умирать ему еще рано – и пополз обратно, чудом найдя выход из пещеры в кромешной тьме. Он вышел на свет – и твердо решил завязать с таблетками, не без помощи Джун и членов ее семьи, которые приехали в холостяцкий дом Кэша и спустили все амфетамины в унитаз.

Приведя себя и свои мысли в порядок, Кэш решил дать концерт в той самой тюрьме Фолсом, записать выступление и выпустить запись как свой следующий альбом. Выступление состоялось в январе 1968-го, а сама пластинка "At Folsom Prison" была уникальной – песни, сыгранные и спетые не столько уверенно, сколько решительно, были предельно наполненными упоением чувством собственной вины, а еще чередуемыми вспышками внутренней силы и гнева по поводу своей же беспомощности. Но легче всего в этих песнях, искрящихся странным куражом, было все-таки найти облегчение и утешение. В марте 1968-го Джонни и Джун поженились – с тех пор пара была неразлучна многие десятилетия. "Тюремный" альбом Кэша тем временем продавался умопомрачительными миллионными тиражами – в том году Кэш обошел по продажам даже "Битлз".

В конце шестидесятых и начале семидесятых Кэш вел свое собственное телевизионное шоу – "The Johnny Cash Show". Уже тогда он продемонстрировал свою открытость ко всему новому, что происходит в постоянно меняющемся мире музыки. На его шоу выступали восходящие звезды молодого поколения "сингеров-сонграйтеров" Джони Митчелл и Джеймс Тэйлор, а также Боб Дилан, Эрик Клэптон в составе группы "Derek and the Dominoes" и Нил Янг – наряду с бывшими уже тогда живыми легендами Луи Армстронгом и Рэем Чарльзом.

Но примерно с середины семидесятых популярность Кэша начала падать – дошло до того, что в конце следующего десятилетия его рекорд-лейбл "Коламбия" предпочел расторгнуть с ним контракт. Конечно, это было потрясением для Кэша, который все это время был уверен, что идет правильным путем – потрясением настолько сильным, что он снова вернулся к наркотикам. На самом деле Кэш несколько раз возвращался к таблеткам, которые в свое время чуть его не угробили – в последний раз в своей жизни он добровольно отправился в реабилитационный центр в 1992-м, в возрасте 60 лет.

А через два года, в 1994-м, его карьера снова взлетела – на этот раз на высоту, достигнуть которую могли только единицы, музыканты, отмеченные чем-то большим, чем талантом и даже гениальностью. Помог в этому Кэшу человек по имени Рик Рубин – саундпродюсер, который понимал это самое качество певца, которое не объяснялось ни упомянутым музыкальным даром, ни трудоспособностью, ни везением.

Для того, чтобы действовать на публику колдовским образом, Кэшу не были нужны ни модный звук, ни впечатляющие аранжировки – нужен был он сам, избавленный от мишуры, и дистанция между ним и слушателем должна была быть минимальной и идти по прямой. Рубин посетил один из концертов Кэша, убедился в том, что его магия на самом деле никуда не исчезла – и предложил музыканту записываться на своем собственном независимом лэйбле. Рубин убедил Джонни в том, что все, что нужно для того, чтобы сделать настоящий, безотказно действующий альбом Кэша – это его голос на расстоянии вытянутой руки, акустическая гитара и песни, которое выберет он сам. Пластинка "American Recordings" записывалась в гостиной Рубина в его лос-анджелесском доме и в живописной хижине Кэша в Хендерсонвилле, штат Теннесси – и стала не просто возвращением Кэша, это был более чем ощутимый толчок к "перезагрузке" мифа и легенды о музыканте. В том же 1994-м Кэш триумфально выступил на фестивале в Гластонбери – публика принимала его с не меньшим восторгом, чем самых актуальных рок-звезд.

Кэш буквально до конца своих дней записывался с Рубиным – при его жизни вышло еще три великолепных альбома из серии "American Reсordings", еще две увидели свет после смерти музыканта. Кэш исполнял как каверы на песни молодых музыкантов, которые в его исполнении будто бы обретали окончательное и безоговорочное право существовать в вечности, так и свой собственный материал – и эти пластинки впечатляли не меньше (а порой и больше), чем самые ранние записи на "Сан" и два "тюремных" альбома конца шестидесятых.

Удивительно, но чем больше дряхлело тело музыканта и сильнее дрожал его голос, тем более могучими становились эти пластинки – дух Кэша еще при его жизни четко и громко говорил о вещах, названий которым еще не придумали в этом мире. Но его здоровье действительно катастрофически ухудшалось – в конце девяностых у него была диагностирована мультисистемная атрофия, позже – расстройство вегетативной нервной системы и диабет. В мае 2003-го года умерла Джун Картер Кэш – и с тех пор Кэш не видел в своей жизни никакого другого смысла, кроме как работать с Рубиным над новыми записями, пока у него хватит сил петь. Свою последнюю песню, написанню им самим "Like the 309", он записал в августе того же года, менее чем за месяц до смерти – она вышла на альбоме "American V: A Hundred Highways" в 2006-м, его первой посмертной пластинке. Кэш умер в Баптистском госпитале Нэшвилла, причина смерти – осложнения диабета. Джонни был похоронен рядом с Джун – в разлуке они пребывали совсем недолго.

Фрэнк Синатра

В первой половине сороковых годов прошлого века в Америке не было певца популярнее, чем молодой парень по имени Фрэнк Синатра – в этом смысле он мог уступать только патриарху американской песни Бингу Кросби. Но Кросби был любимым певцом старшего поколения. Синатра же стал первым настоящим кумиром молодежи, чаще всего девушек, которых охватывала форменная истерика с первых же секунд появления худого, как щепка, но чертовски харизматичного Фрэнка на сцене – это было задолго до Элвиса, задолго до "Битлз".

Сначала Фрэнк пел в оркестре Томми Дорси, потом сольно, и в тот период, начале сороковых, буквально каждый месяц он поднимался на еще одну ступеньку вверх по лестнице успеха – казалось, что эти ступени ведут в бесконечность. Его особенная вокальная манера была на самом деле связана со стремительным развитием технологий – на первых порах Фрэнку приходилось петь в мегафон, и результат был не самым впечатляющим. Во-первых, голос все равно приходилось форсировать, само звучание было скверным, а интонация – неестественной. К тому же, Синатре приходилось все время быть в движении, поскольку поклонники то и дело норовили бросить в этот самый мегафон монетку. Его мучениям пришел конец, когда он скопил 60 долларов и купил свой первый комплект микрофонов – теперь он мог петь с гораздо более интимными интонациями, его голос достигал не только барабанных перепонок слушателей и слушательниц, теперь он проникал гораздо глубже.

Синатра подписал контракт с фирмой "Коламбия", выдавал хит за хитом и неоднократно признавался лучшим певцом страны читателями самых авторитетных музыкальных изданий. Фрэнк перестал в чем-либо себе отказывать – он постоянно изменял своей жене Нэнси, а в гримерках мартини лилось сплошным потоком. Во второй половине десятилетия его дела резко ухудшились. Руководство "Коламбии" было убеждено, что народу после завершения Второй мировой требуются исключительно беззаботные, радужные и даже откровенно глупые песни – словом, ничего, что способно было бы бередить сердечные раны. Синатра пробовал петь подобную чушь – но сам же в первую очередь оказывался удрученным результатом.

В начале пятидесятых Синатра увлекся актрисой Авой Гарднер – и это была уже не просто очередная интрижка на стороне, а всепоглощающая любовь. При этом чувство обладало разрушительной силой, поскольку Гарднер обладала всеми качествами роковой женщины. Синатра стал все чаще обращаться к растущим дозам алкоголя – он разрывался между супругой и Гарднер, все меньше внимания стал обращать внимание на собственный репертуар и вообще вел себя все более вызывающим образом со всеми коллегами по музыкальному бизнесу. В 1951-м он женился на Гарднер, но их отношения оставались турбулентными, а карьера Синатры тем временем летела под откос – его считали вчерашним днем.

Все изменилось в 1953-м, после того, как на то время уже 38-летний Синатра снялся в картине "Отныне и во веки веков" по роману Джеймса Джонса – актуальной книге, драматические события которой разворачиваются на фоне Второй мировой. За свою роль рядового Анджело Маджио Синатра получил "Оскар" как актер второго плана – и эта победа вернула ему утраченную веру в себя и вдохновение.

Синатра подписал новый контракт – с фирмой "Кэпитол", и стал записывать шедевр за шедевром. Это был совершенно другой, повзрослевший и помудревший, в конце концов "заматеревший" Синатра – игривые юношеские кудри исчезли, он стал носить шляпы, а вместо бабочки – галстук. Теперь он самым тщательным образом отбирал не только репертуар, но и следил за каждым тактом аранжировок — а работа аранжировщика Синатры для "кэпитоловских" записей, Нельсона Риддла, была выше всяких похвал, поскольку оркестр и голос певца еще никогда в истории звукозаписи не звучали настолько органично в сочетании друг с другом.

Тогда, в середине пятидесятых, одна за другой вышли две великие пластинки Синатры, считающиеся поклонниками его абсолютной вершиной – "In The Wee Small Hours" (1955) и "Songs for Swingin’ Lovers!" (1956). Первая была предназначена для исполненных тоски, одиночества и любовного томления бессонных предрассветных часов, вторая была жизнерадостной записью человека, который снова чувствовал себя молодым и поднимался на вершину мира. Это был триумф и с тех пор Синатра не позволял себе вновь касаться дна.

Нил Янг

В семидесятых канадец Нил Янг, на заре эпохи хиппи приехавший в Калифорнию на своем "Понтиаке", был одним из самых уважаемых авторов песен и гитаристов на планете. В то десятилетие ему удавалось быть своенравным, честолюбивым, вздорным, непредсказуемым и принципиальным – вопреки всем законам шоу-бизнеса и музыкальной индустрии это сходило Янгу с рук. Его пластинки продолжали продаваться, публика все так же его любила, а критики ставили в пример каждому исполнителю, проявлявшему признаки продажности.

Семидесятые Янг завершил на высокой ноте – альбом 1979-го года "Rust Never Sleeps" был одним из лучших в его на то время десятилетней сольной карьере. Именно на этой пластинке, в песне "Hey Hey, My My (Into the Black)" прозвучала строчка, которую Курт Кобейн цитировал в своей предсмертной записке — о том, что "лучше сгореть", а сам Янг на этой пластинке звучал с таким энтузиазмом, будто только что сам придумал рок-н-ролл и спешил поделиться с человечеством своим поразительным открытием.

Но в восьмидесятые стали происходить странные вещи. Янг подписал контракт с молодым и прогрессивным лейблом "Geffen" и имел все основания считать себя артистом, художником, которому никто не диктует правила – но неудачи начали преследовать его на каждом шагу. Янг выпустил в 1983-м пластинку "Trans", переполненную синтезаторами и с вокалом, искаженным почти в каждом треке вокодером ( кодировщиком голоса) – любившая его до этого беззаветной любовью публика оказалась в полной растерянности.

Глава лейбла Дэвид Геффен тоже был растерян и недвусмысленно намекнул Янгу на то, что неплохо было бы, чтобы его следующая запись была по-настоящему рок-н-ролльной. Янг кивнул головой и выполнил его просьбу самым буквальным образом – записав коротенькую пластинку "Everybody’s Rockin’" в стиле аутентичного рокабилли середины пятидесятых. Следующий шаг – сборник песен самого традиционного кантри "Old Ways", песен, которые не имели и грамма свежести и обаяния кантри-экспериментов Янга прошлого десятилетия. Янг снова объединился со своей прославленной аккомпанирующей группой "Crazy Horse" — но результат, пластинка "Life", стала очередным разочарованием.

Нил стал понемногу приходить в себя только во время записи следующего альбома – на этот раз эксперимента с городским блюзом, пластинки "This Note’s For You". Но эта работа совершенно не подготовила слушателей, уже собравшихся ставить на нем жирный и скорбный крест, к следующему шагу Янга – пластинке "Freedom" 1989-го, воскресившей его карьеру самым чудесным образом.

Янг всегда остро чувствовал время – конец же восьмидесятых был периодом, когда альтернативный рок, "инди", начинал выходить за пределы музыкального гетто. Очень скоро, благодаря усилиям того же Кобейна, эта музыка, некогда предназначенная для сотни-другой неудачников завоюет весь мир – но изначально она была вдохновлена в том числе и тем, чем Нил Янг занимался еще в семидесятых. Еще Нил был в восторге от дебютного альбома певицы Трейси Чепмен – он впервые за долгие годы услышал "настоящие" песни, способные его самого вдохновить на прыжок выше собственной головы.

В итоге "Freedom", начинавшийся и заканчивавшийся новым гимном Янга, отчаянной песней "Rockin’ in the Free World", стал подарком для тех, кто продолжал верить в него и в рок-н-ролл в самом широком смысле все эти годы. В девяностые, одно из лучших своих десятилетий в творческом плане, Янга стали называть "крестным отцом гранджа". Грандж давно мертв, а Янг продолжает выпускать пластинки практически каждый год и в наше время – спорные, превосходные, неожиданные и предсказуемые, но всегда честные и настоящие.