Держать в Томосе. Как греки будут учить ПЦУ жить по уставу
Шестого января в Рождественский сочельник по "нашему" юлианскому календарю и в Крещение по "константинопольскому" новоюлианскому календарю Православная церковь Украины получила Томос об автокефалии. Красота литургии, красота пергамента и красота совпадений дат и имен вызвала восхищение и воодушевление у одной части публики и пароксизм гнева у другой.
Праздники прекрасны. Но имеют обыкновение сменяться буднями. В которых начинается работа по созданию новой церковной структуры, и оказывается, что под Томосом не хватает подписей, а значит, нужно вернуть документ на довыполнение формальностей, перемога сменяется зрадой, иначе ритм пароксизмов нарушается и градус хайпа, поднятого Томосом, начинает снижаться.
Что же, за пищей для "зрады" далеко ходить не надо. Начали с подписей - они, как выяснилось, были не все, а без них Томос "не тот". Впрочем, подискутировать удалось недолго - менее чем за двое суток подписи четко встали на положенное им место.
Продолжили тем, что Томос - даже со всеми подписями - это полдела, теперь ПЦУ еще должны признать все остальные поместные церкви. А то уже двое суток, как подписан Томос, а начала процесс признания ПЦУ только Элладская церковь. Непорядок.
Потом взялись за переходы. Почему так вяло переходят? Может, помочь? Или админресурсом подтолкнуть? И ладно бы только речь о "московских". А вот греко-католики, например, они почему не присоединяются? Может, им Рим дороже Украины? Судя по тому, как звонко, без запинки отвечают на подобные провокации парохи на галицких сельских приходах, они к таким вопросам то ли уже привыкли, то ли шпаргалку от епископов получили.
Но все это мелочи по сравнению с главным вопросом, в котором таятся самые жирные зрады: что в самом Томосе? Он, если верить комментаторам "с той стороны", не столько дает украинской церкви автокефалию, сколько ограничивает ее.
Текст Томоса оказался неожиданно пространным. Красота пергамента и его размеры заставляют задуматься о том, кто работал дольше - канонисты, составлявшие текст, или художник-каллиграф, создавший внешний вид документа. Впрочем, что мы знаем о Томосах? Наш опыт весьма скромен. Все, что у нас было до сих пор, - Томос о провозглашении и автономии Украинской православной церкви, выданный в 1990-м патриархом Московским Алексием ІІ. Он не занял много места: лист А4, включая все вензеля, печати и размашистую подпись. По сравнению с московской лапидарностью греки выглядят очень велеречиво.
Однако Томос 1990 г. как раз и оказался полуправдой: УПЦ МП, конечно, есть, и автономия у нее тоже вроде есть, но границы этой автономии оказались неопределенными и очень подвижными. Устав УПЦ МП и ширину ее автономии в Москве согласовали (и заодно сузили) почти через тридцать лет после дарования Томоса. Да и то только под давлением обстоятельств и неуютной мысли о том, что Украина как политический факт так и не рассосалась и, кажется, в ближайшее время не собирается.
Греческий Томос, напротив, весьма подробный. В нем вкратце повторены все основные положения Устава ПЦУ, который также был написан на Фанаре. Это важно, поскольку, как указывает в своих публикациях Кирилл Говорун - самый грамотный и одновременно доступный пониманию комментатор канонических тонкостей - положения Томоса и формулировки устава должны оставаться в соответствии, иначе могут быть неприятные последствия вплоть до отзыва Томоса.
Таким образом, пространность текста Томоса - способ предупредить коренные изменения в Уставе ПЦУ. А на такую возможность - пересмотра устава - владыки намекали еще на Объединительном соборе. Собственно, идея сохранить за патриархом Филаретом титул "почетного патриарха" и ввести в Годовой синод, состав которого, согласно уставу, должен полностью меняться каждый год, "постоянных членов" - уже покушение и на "целостность" Устава, и на те рамки, которые заданы в Томосе об автокефалии. Где, в частности, сказано о том, что церковь возглавляет предстоятель с титулом митрополита Киевского и всей Украины, и изменение этого титула - имеется в виду возвышение до "патриарха" - невозможно без согласования с Константинополем.
Подробный текст Томоса - попытка задать рамки, в которых новой церкви предстоит научиться оперировать. Критики Томоса, кстати, очень обрадовались и "Томос-не-такой" зазвучало с новой силой. Автокефалия, мол, фейковая, раз церковь сама, без согласований с "высшей" инстанцией, ничего не может сделать.
Это интересная точка зрения, которая требует разъяснений, хотя у нас за сомнения в #перемоге принято сразу бить и сразу ногами. На самом деле проблема не в Томосе, а в том, как понимать отдельные слова. Например, о согласовании с "высшей инстанцией". Или о том, что церковь "ничего не может сделать" без этого согласования.
К высшей инстанции у нас интересное отношение - мы ей не доверяем и считаем наличие такой инстанции покушением на свою свободу и права. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что все дело в нашем несколько ущербном понимании самого слова "свобода". Мы видим в свободе право делать все, что считаем нужным: ограничения упираются не в права другого человека, а только в пределы твоих собственных возможностей. Однако между свободой" и "своеволием" - космическая дистанция, которую мы - в силу постсоветского искажения оптики - далеко не всегда различаем.
Высшие инстанции в мире есть, они работают и пользуются авторитетом. Никому не придет в голову расстраиваться по поводу существования ЕСПЧ (если только вы не диктатор) или по поводу существования Стокгольмского арбитража (если только вы не "Газпром"). Мы следим - хотя бы краем глаза - за решениями ОБСЕ, Совбеза ООН, ПАСЕ. Благодаря подобным "инстанциям" границы стран не превращаются в ловушки, внутри которых "свобода" сильных оказывается проклятием для всех остальных. Мы могли наблюдать, как это работает в церкви, и радовались, что на московское церковное своеволие - отлучение от церкви, извержение из сана, клеймо раскола - есть управа. Есть высшая инстанция, которая может это "полечить".
Не менее интересна сентенция про то, что без санкции церковь "ничего не может сделать". Да, кое-чего не сможет. Не сможет изменить свой статус с архиепископии до патриархата, например. Этот вопрос придется согласовывать с Константинополем. И у этого есть очень простое техническое объяснение. Титулование предстоятеля церкви - дело не только этой церкви, потому что имена предстоятелей (вместе с титулами) упоминаются во время богослужений в других церквях. Титулы закреплены в межцерковных документах.
Но кроме такого простого технического пояснения, есть и другие. Как говорится в старом анекдоте, "вам шашечки или ехать?" Можно назвать себя патриархией, своего предстоятеля - патриархом, страну - землей обетованной, а себя - богоизбранным народом, который заслужил все блага на свете, не ударив при этом пальцем о палец. Нет игры более простой, чем игра словами. Но факт заключается в том, что новоиспеченной ПЦУ предстоит пройти огромный путь до того, как стать полноценной церковью Христовой. В той стадии церковной зрелости, в которой мы находимся сейчас, давать нам автокефалию со стороны Фанара было (и остается) огромным риском.
Я не буду лишний раз писать банальности о том, что у нас - церковное разделение, чреватое церковным переделом, или о том, что основным мотто нашей "истории с Томосом" было "прочь от Москвы", а вовсе не "вперед, к Христу". Что говорит о том, что для абсолютного большинства "протомосной" публики церковь - политический инструмент, а автокефальная борьба - чистый хайп. "Томоснаш" - как ответ на "Крымих".
Не то чтобы это было совсем не так. У автокефалии есть немалый политический смысл и вес. Это действительно важно для страны, народа, государственной независимости и общего душевного тонуса. Но у церкви есть и свои задачи, не связанные с политикой. Во всяком случае, должны быть.
Украинская церковь - в частности та ее часть, которая стала ПЦУ, - имеет все недостатки постсоветской церкви. Все ее болезни связаны с доведенной до абсолюта властью (и властолюбием) епископов, культом личности предстоятеля, бесправием подчиненного духовенства, формализмом соборов, разобщенностью приходов, безмолвием церковного большинства, обрядоверием, безграмотностью людей церкви сверху донизу. С прочными связями церковных элит с финансовыми и политическими. Могу напомнить, что именно вопрос власти - фигура предстоятеля и удовлетворение его главных конкурентов - стал ключевым на Объединительном соборе. А вовсе не Устав, который, по идее, и должен определять жизнь новой церкви. Но мы ведь в это не верим до конца - в то, что закон, правила, Устав окажутся более сильным аргументом, чем воля человека у власти.
Мы не умеем играть по правилам и не привыкли относиться к правилам с почтением. Эта постсоветская болезнь родом из тех времен, когда суровость законов компенсировалась необязательностью их выполнения. Но для того, чтобы "все мочь", "иметь право", не быть ограниченными "высшими инстанциями", этому придется научиться. Тому, кто принимает правила и придерживается их неукоснительно, можно доверить широчайшие права и суд над другими людьми. Но не раньше.
Впрочем, анализ суждения о том, что церковь "ничего не может" без согласования, этим не исчерпывается. Все, что описывается словом "ничего", в данном контексте не имеет никакого отношения к церковной миссии. В том, что касается непосредственно проповеди, служения, внутреннего управления церковью, выработки стратегий - и миссионерской, и политической - ПЦУ согласно своему уставу может все. То, чего она "не может", не касается ни ее миссии, ни внутренней политики. Она не может по собственному желанию стать "патриархатом"? А кто может? Она не может быть сама для себя судом высшей инстанции? А кто может так, чтобы это не была насмешка над правосудием? Она должна согласовывать свои шаги в "особо важных" вопросах с Константинополем? Любопытно, что нигде не расшифровывается, какие именно вопросы следует считать "важными", а потому можно предположить, что речь идет о вопросах конфликтных, по которым не удастся самостоятельно найти компромисс внутри церкви.
"Материнская" опека Константинополя, конечно, выписана вполне выпукло. Как заметили особо ядовитые комментаторы, Вселенский престол о своих интересах не забыл. Украинские церкви в диаспоре, например, оставил за собой, сохранил свои ставропигии в Украине. И то, и другое - очевидный профит. А кроме того, нашел способ "присматривать" и сохранять влияние на украинскую церковь.
Чистая правда. Константинополь будет присматривать и влиять. Но на данном этапе это скорее плюс, чем минус. В дальнейшем же все будет зависеть только от успехов украинской церкви. Если она сумеет вырасти и окрепнуть - она найдет способ сократить интенсивность материнской опеки.
