Ломать жену об колено. Почему церковь трясется над институтом семьи
На днях в Киеве состоялся марш "Вместе за мир против насилия". Участники марша требовали от правительства создать сеть учреждений для жертв семейного насилия, а от Верховной Рады - ратифицировать Стамбульскую конвенцию о противодействии домашнему насилию. Среди прочего участники марша напоминали законодателям, что Украина - светская страна, и призывали услышать не только Совет церквей, но и голоса жертв насилия.
Да, жертвы насилия и руководство украинских церквей оказалось по разные стороны Стамбульской конвенции. Всеукраинский совет церквей и религиозных организаций выступает против ратификации конвенции, потому что через эту "лазейку" в украинское законодательное поле, по их мнению, проникнет понятие "гендер", понимаемый не как "пол", а как набор социальных ролей - мужских или женских. Это, с точки зрения церковников, несет прямую угрозу украинскому обществу, потому что так или иначе оказывается на руку сторонникам однополых отношений и в конечном итоге разрушает институт семьи.
В общем, "институтские" отношения и соображения "невинности" украинского законодательного поля берут верх над сочувствием жертвам и необходимостью как-то исправить положение. Хуже того, с точки зрения церковников страдания женщин от насилия в собственном доме - меньшая угроза институту семьи, чем слово "гендер", как-то не так понятое. Несмотря на то, что слово это, заметим справедливости ради, уже и так "просочилось" в украинское легальное поле - в поправках к Трудовому кодексу. Но там оно не так губительно для "института", надо думать, потому что не связано с переосмыслением социальных ролей.
Казалось бы, в Стамбульской конвенции нет ничего такого, что противоречило бы церковным догматам и канонам. Речь идет исключительно о защите женщин от насилия и дискриминации. Преимущественно домашнего насилия и насилия в семье.
Цель Конвенции - ликвидация всех форм дискриминации и поощрение подлинного равенства между полами, предотвращение любых форм насилия, включая принудительные браки, принудительные аборты или стерилизацию, увечья женских гениталий, сексуальные домогательства и т. п. В общем, согласно Конвенции, женщина выходит из роли объекта или даже собственности семьи или ее главы и становится самостоятельным субъектом. Который сам принимает решения касательно своего тела и своей судьбы в целом.
Стамбульская конвенция была подписана Украиной еще в 2011 г. Но до сих пор остается не ратифицированной. Законопроект о ратификации был подготовлен и внесен в парламент Минсоцполитики и поддержан лично президентом Украины Петром Порошенко. Это случилось год назад. Теперь мы ожидаем, когда законопроект будет рассмотрен и принят ВР. В сопроводительных документах к законопроекту указывается, что ратификация конвенции - одно из обязательств перед Советом Европы, которые взяла на себя Украина. И это, наверное, важно. Однако важнее то, что законодательное поле Украины до сих пор имеет массу белых пятен в том, что касается домашнего насилия (не только над женщинами, но и над ними тоже) и практического, а не декларативного гендерного равенства.
Почему же руководство украинских церквей так рьяно выступает и против Стамбульской конвенции? Можно начать с того, что их возражения - своего рода рефлекс.
О чем бы ни шла речь, если затронуты вопросы традиции и морали, церковь обязательно что-то скажет. Просто для того, чтобы напомнить о себе и своей роли "охранника морали". И скорее всего, это будет именно "нет" - потому что у "охранника" нет и не может быть другого слова.
Но рефлексы рефлексами, а в данном случае "нет" выглядит особенно скверно - потому что, прикрываясь неприятием одного вредного слова, церковники фактически поддерживают статус-кво, при котором жертвы семейного насилия остаются один на один со своей проблемой. Ради сохранения института семьи. Но кто дает право кому бы то ни было требовать жертвы ради сохранения какого бы то ни было "института"? И что это за "институт" такой?
Интересно, что еще пару сотен лет назад в Европе католическая церковь брала на себя труд защищать слабых в семьях. Благодаря церковным документам - переписке, епископским посланиям и текстам проповедей - мы знаем, какие странные и страшные вещи творились за дверями европейских домов. Об избиениях, сексуальной эксплуатации, инцестах и прочих мерзостях, от которых пыталась предостеречь и вылечить свою паству церковь. Врач, учитель и священник были теми людьми, которые пытались спасти положение самых слабых и беззащитных в системе патриархальных обществ - детей и женщин, над которыми власть главы семьи была фактически безграничной.
Нынешние священники - как и врачи, и учителя - в большинстве своем редко выполняют такую роль. И дело не в том, что они стали хуже - просто их положение в обществе несколько изменилось.
В нынешнем общественном устройстве действуют довольно четкие бюрократические законы, и врачи, священники и учителя вписываются в этот "общественный договор", скорее как чиновники, чем как просветители.
Их отношения с паствой зачастую формальны - как и отношение паствы к ним. Здесь во главу угла поставлены инструкции, протоколы, предписания и отчетность. Возможно, это несколько выравнивает ситуацию, ведь священник-энтузиаст - это редкость, а так каждый будет выполнять хотя бы то, что должен. Но буква, если ей дать слишком много власти, рано или поздно возьмет верх над духом.
Вот как в случае с защитой "института" ценой чужих (заведомо чужих) страданий.
Само слово "институт" означает формализованные отношения, при которых у каждого своя роль (социальная или, прости Господи, гендерная), круг обязанностей и система отчетности. Роли формализованы и закреплены - в любом "институте". Хоть церкви, хоть семьи, хоть районной поликлиники. Это по-своему удобно - во всяком случае, для контроля и вообще администрирования. И потому так хорошо прижилось.
Но вот у меня вопрос: кто решил, сказал и на каких скрижалях записал, что семья - это "институт"? Кто придумал этот потрясающий оборот речи? И на каком основании этот "кто-то" присвоил право решать, каким быть этому "институту"? Ссылка на "небесный мандат" принимается с ограничениями - для светского общества он дает право разве что совещательного голоса.
Думаю, многие из тех, кто прожил в браке достаточно долго (и вполне счастливо), согласятся со мной, что семья - не "институт". Семья - это "договор". Включающий разнообразное сотрудничество, союзничество, военную поддержку или, в самом крайнем случае, - пакт о ненападении.
Это неиерархическая структура, построенная на горизонтальных связях. Об этом могут не знать епископы - им простительно. Но беда в том, что Церковь - в отличие от нормальной семьи - это именно иерархическая структура, в которой голос младшего по званию (женатого священника или мирянина) тоньше писка. Решения принимают "старшие по званию", и решения эти - в интересах структуры и иерархии, а не реальной потребности "челяди". Люди сегодня одни, завтра другие, и проблемы у них всегда были, есть и будут, а институт вечен. По человеческим меркам, по крайней мере. И уже не очень важно, о каком "институте" речь - о церкви или семье. Главное, что сбился прицел - кто для чего или кто для кого?
Семья - "институт", а не "договор", потому что церковь - это "институт", в котором, зачастую, также нет места не то что договору, но любому разговору на равных. Церковь - сознательно или нет - экстраполирует собственную структуру и "институциональность" на семью.
И, увы, когда говорят о том, что семья - это "домашняя церковь" - имеют в виду, конечно, и молитвенное сопричастие, но также и социальную модель, включающую авторитет/власть одного и послушание прочих. Наши иерархи и семью, и церковь видят в первую очередь как иерархию и догмат. И я не знаю, что и кто страдает от этого больше - семья или церковь. Не исключено, что церковь.
Если семья - это "институт", значит, здесь должны быть правила - не выработанные в диалоге, а существующие испокон веков. Здесь должны быть четкие социальные роли - "студенты", "доценты", "профессура". Структура, само собой, иерархическая: женщина "в послушании" у мужчины, дети - " в послушании" у родителей, каждое нижнее звено подчинено высшему безусловно, каждое высшее звено может по своему усмотрению и милости управлять нижним. Таково распределение социальных ролей - они же зачастую гендерные - в священном институте семьи. И, как в зеркале, такие же отношения в церкви. Которую, в частности, пересмотр гендерно-социальных ролей вплотную подведет к неудобному вопросу о женском священстве. А уж этого действующий "институт" допустить никак не может - потому так и борется за смежный институт семьи и незыблемость его социально-гендерных ролей.
Светский институт семьи в целом отражал отношение и особенности социальной структуры общества. Институт семьи существовал задолго до того, как появились современные нам церкви. Брак и модели семейных отношений были частью не священного, а общественного договора. Освящение этих отношений было вторичным явлением - постольку, поскольку вся общественная иерархия сакрализировалась, не обошла эта участь и семью. Но интересы, которые обеспечивал институт семьи, всегда были довольно светскими и даже прикладными.
Что касается демократического общества, то я отчасти даже разделяю опасения наших церковников по поводу разрушения института семьи. Потому что как институт семья, и правда, многое теряет. Если иерархия теряет смысл, социальные роли не предписываются - по принадлежности к полу и возрасту, например, - а правила игры обсуждаются, то это, конечно, никакой не институт. Вот только одно маленькое, но существенное уточнение: разрушение института - не есть разрушение семьи.
Реальность выглядит довольно грубо: церковь предлагает сохранить "традиционный институт семьи" с действующими "социальными ролями", закрепленными за мужчинами и женщинами.
На любом основании. Хоть на том, что мужчины - не рожают, а женщины не поют басом, хоть на том, что "так надо - потому что это наше, исконное". Но дело в том, что наша семейная традиция - это закон джунглей. В котором порою действует право сильного, право рожденного мужчиной - право владеть и распоряжаться слабым и быть уверенным в том, что ему никто не помешает пользоваться этим суверенным правом.
Церковь, защищающая эту нашу традицию, выглядит довольно некрасиво. Особенно учитывая традиционное церковное отношение к женщинам. Конечно, теперь не каждый священник расскажет с предельной откровенностью о том, как "ломать жену об колено" и запихивать ее в стиральную машину, чтобы "обломать рога", и все это "ради ее же блага". Нет, не каждый священник скажет об этом вслух. Но дело в том, что в ответ на эти откровения некогда популярного киевского (теперь московского) священника-"интеллектуала" взорвались миряне, а коллеги священника и епархиальное начальство стыдливо промолчали. Или даже пытались оправдать батюшку - он, мол, образно говорил. Т. е. по форме не прав - не по сути.
Так вот, что все эти люди - которые промолчали и своим молчанием поддержали идею "ломать жену через колено" - могут сказать нам о Стамбульской конвенции? И главное, почему мы должны слушать и принимать во внимание их позицию, сводящуюся к тому, чтобы жертвовать тем, что им самим ничего не стоит, ради сохранения их собственных устоев?
Я знаю, что многие - как правило, счастливчики в личной жизни - отчасти согласятся с тем, что семья - материя деликатная, личные отношения - дело интимное, что с кондачка не решишь, кто прав, кто виноват и где граница, отделяющая нормальную семью от "ненормальной" и т. д. Да, конечно если ваши соседи годами орут друг на друга, так что у вас холодильник икает, это еще не повод считать их семью "неблагополучной". Может, им это необходимо - поорать, пошвырять посуду в стену, а потом так же бурно примириться. Но как бы ни было трудно провести границу нормы, есть вещи, рядом с которыми мы живем и предпочитаем просто о них не думать.
У каждого из нас наверняка найдется по соседству семья, в которой слабые оказываются самыми настоящими заложниками семейных тиранов. Найдется квартира или дом, в котором за закрытыми дверями кто-то оказывается полновластным хозяином своих домочадцев - и пользуется своей властью по собственному усмотрению.
Наша хваленая традиция, увы, на стороне тиранов. "Личное дело", "не выносить сор из избы", не позволять внешним совать нос в дела внутренние, скрытность и недоверие к миру, букет синдромов жертвы, уверенность в том, что все равно никто не поможет, всем наплевать и будет только хуже, ситуация, при которой просто некуда уйти и негде искать защиты, и, наконец, обязательно найдется кто-то (и не один), кто скажет сакраментальное "сама виновата - довела". Все это просто не позволяет нам сохранять статус-кво в отношении семейного насилия. Наша традиция - совсем не то, на что нам стоит опираться в этом деликатном вопросе и что нам стоит ставить во главу угла. Есть традиции, от которых нужно отказываться, отворачиваться и забывать, как нехороший сон.
