Почему украинские церкви застряли в совке
Сейчас модно говорить о "переменах" и "реформах" - так вот, в церковных кругах это тоже сейчас модно. На уровне риторики все что-то "строят" - единую церковь, свой патриархат, каноническую автокефалию, в общем, имитируют бурную деятельность. Дабы не выпасть из тренда.
Но в то же время каждая из крупнейших украинских церквей сильно зависит от советского прошлого, хотя и каждая по-своему. Эта зависимость проявляется в поведении не только священнослужителей и клириков, но и в не меньшей степени мирян. Поэтому все наши церкви можно назвать постсоветскими, все они страдают совковыми болезнями. Но симптомы разные, причем не столько церковные, сколько социальные.
Конечно, между церквями есть серьезные различия в направлениях их развития. Эти векторы очевидные и не новые. УПЦ МП по-прежнему пытается усидеть на двух стульях (российском и украинском), хотя стулья расходятся все сильнее и поза получается все более неприличной. Вектор развития УПЦ КП - национальный изоляционистский, УАПЦ - вроде такой же, но уже коллапсировавший, УГКЦ - в церковном плане как бы "евроинтегральный", но противоположный по результатам, когда дело касается утверждения в общественном сознании европейских ценностей.
И все же не стоит преувеличивать все эти "разности". При всей своей видимой значимости они поверхностные, частично даже косметические (то есть искусственно созданные для повышения своей привлекательности). Потому что традиция в основе общая.
Также сказывается отсутствие общественного консенсуса по вопросу о направлении развития государства. Хоть это и не церковная проблема, но она глубоко, до самой сути затрагивает церковную жизнь, поскольку у церквей наших есть еще одна специфическая болезнь - поиск внецерковного обоснования собственной легитимности. На роль такого обоснования пробуются народ, государство, исторические обстоятельства, политический момент и т. п. Эта политизация церковного бытия - отличительная черта именно советской традиции в наших церквях. И они не только не излечиваются от нее, но совершенно сознательно отказываются от лечения. Да и как можно избавиться от совка без четкого представления - камо грядеши? И без особого желания со стороны священноначалия куда-либо идти в принципе.
-----------
Во время острых кризисов доверие к церкви обычно растет. В Украине так не происходит - и это тревожный симптом для всех без исключения конфессий
Церковь постоянно напоминает нам о том, что, будучи отделенной от государства, она "не отделена от общества". В самой этой фразе есть какой-то подвох: ведь и государство в каком-то смысле "не отделено от общества", как и общество - от государства, и что и от кого (не) отделено в этом триумвирате - поди разберись. Одно можно сказать с полной уверенностью: церкви как части общества присущи все его положительные и отрицательные качества. То есть внутри каждой церкви ее собственные проблемы уж точно неотделимы от аналогичных проблем в обществе в целом.
Взять хоть геополитические ориентации в их "церковном" аналоге - автокефальные тенденции. Здесь нет единого мнения или рецепта, который удовлетворил бы всех, зато очень много риторики и манипуляций. Создание Единой поместной православной церкви, о которой сейчас снова много говорят, чем-то напоминает разглагольствования о евроинтеграции или "реальной независимости". Это то, чего все "хотят" и к чему "стремятся", но нет ни плана действий, ни гарантий, ни уверенности в политической воле главных игроков.
Точно так же плохо дело с социальным примирением. В утверждении "церкви играют примиряющую роль" много лукавства. Потому что именно церкви в свое время немало сил положили на разжигание социальной вражды, и эти усилия, увы, не пропали втуне. Всевозможные "раскольники", "безблагодатные", "не причащаемые", а еще "униаты" и "московские попы" сыграли свою роль, когда пришел срок.
Включенность церквей в идеологическую риторику была своего рода "политической необходимостью" на ранних этапах становления. Но идеология играет с церковью плохую шутку - она норовит подменить собой собственно учение церкви - Евангелие. И соблазн этот бывает весьма велик - священнослужители, проваливая христианскую миссию, пытаются компенсировать это поражение на гражданском поприще.
Еще одна общая болезнь, разъедающая и церковь, и государство, - голод кадров вообще и элит в особенности. С церковными элитами дела обстоят даже хуже, чем со светскими, потому что в замкнутых системах кризис всегда более ощутим, чем в открытых. Если ротация светских элит возможна хотя бы теоретически, то с церковными все безнадежно. "Князья церкви" впускают в свой круг тех, кто этому кругу соответствует. И вся власть в церкви - даже там, где сохранилась практика поместных соборов, принадлежит архиерейским собраниям. Это характерно и для православных, и для католиков.
В отношениях со светскими властями архиереи исповедуют эту же "монархическую" модель: священнослужители имеют прямые политические и, что важнее, финансовые связи со светскими элитами и предпочитают влиять на их решения непосредственно.
Все это слишком не совпадает с демократическими тенденциями в обществе, частью которого церковь является. В нашем случае олигархическая форма правления целиком соответствует архиерейской власти в церкви.
Дефицит кадров - прямое следствие проблем с образованием. Так же, как наши властные элиты, большинство священнослужителей не могут похвастаться интеллектуальными достижениями. А те, которые могут, как правило, ничего не решают. Потому что в церкви как иерархической организации до сих пор сохраняется недоверие к "слишком умным". Традиция начальственной нелюбви к умным сотрудникам вполне советская. И пока светские фирмы перерастают этот пережиток, в церкви он чувствует себя так же комфортно, как и в государственной бюрократии.
Результатом низкого образовательного уровня становится затрудненная коммуникация - как внутри церкви, между ее "социальными стратами", так и с внешним миром. То есть проблема непонимания комплексная, но в конце концов все упирается в интеллектуальную скудость. Потому что именно страх перед трудными вопросами и неумение отстаивать свою точку зрения - корень зла институтов, молящихся на дисциплину и ритуал. Вообще затрудненная коммуникация в нашем обществе - одно из наиболее болезненных наследий советской школы, которая профессионально сеяла в своих воспитанниках глубокое недоверие друг к другу.
Церковь в этом контексте находит для себя спасение в эзотеризме и учительстве. То есть она исходит из того, что имеет авторитет априори. И право говорить свысока - соответственно. Но в обществе, где горизонтальные связи играют все большую роль, все "вертикальное" вызывает инстинктивное недоверие. Здесь не существует авторитета априори, авторитета институтов и званий. Вместо него есть авторитет мнений. А этот авторитет нуждается в постоянном подтверждении. То есть, проще говоря, за внимание реципиента нужно бороться каждый день. Причем именно бороться. "Давить авторитетом" в нашу информационную эпоху бесполезно и даже вредно. Но для того чтобы в условиях информационного перенасыщения бороться за души, нужно очень многое знать и уметь. То есть все снова упирается в вопрос подготовки кадров.
Социология уверяет, что кредит доверия к церкви все еще довольно высок. Хотя у общества нет четких критериев этого "доверия". Ни один соцопрос не уточняет, что значит "церковь" в его опросом листе - иерархия? община верующих? сам Христос? И в чем именно состоит "доверие"? Поэтому наше "доверие к церкви", скорее всего, просто отражает градус религиозности в обществе. Беда в том, что церкви пока довольно смутно представляют себе, как именно конвертировать это интуитивное "доверие" в веру Христову.
Киевский патриархат поддерживает тонус разговорами о том, что "когда-нибудь все случится само собой", и даже приводит в пример РПЦ, которая ожидала признания автокефалии почти полтораста лет
Украинская православная церковь Киевского патриархата изначально связала свою судьбу с украинским государственным проектом и поставила себя в сильную зависимость от его успеха. Поэтому нет ничего удивительного в том, что сегодня она переживает идеологический подъем и, возможно, даже радость реванша: ведь ее противостояние российскому церковному проекту обрело наконец полноту в политическом и даже военном противостоянии.
По своей структуре и образу действий УПЦ КП такая же постсоветская церковь, как и УПЦ МП. Тот же монархизм, та же ориентация на симфонию с государственной машиной, тот же изоляционизм в "своем" проекте, те же проблемы с кадрами и сращивание иКерархии с политическими и финансовыми элитами на всех уровнях. Но есть нюанс. В отличие от МП в КП многое в его будущем зависит от него самого. Прежде всего от политической воли руководства церкви и от самосознания мирян и их готовности влиять на принятие решений.
Правы те, кто называет УПЦ КП политическим проектом. Обычно это обстоятельство ставят в упрек церкви, особенно сторонники РПЦ. И совершенно напрасно. Потому что большинство православных поместных церквей (и не только православных) были именно политическими проектами, начиная с первой "не древней" автокефалии - Болгарской православной церкви. Само установление о том, что территория независимого государства является канонической территорией отдельной автокефальной церкви, предполагает политический характер автокефалии: есть государство - есть "своя" церковь, нет государства - нет и автокефалии.
То есть можно сказать, что нежелание признавать автокефалию Украинской церкви со стороны любой поместной православной церкви равносильно отказу признавать Украину независимым государством. Если бы у кого-то было большое желание играть в дипломатические игры на грани фола, можно было бы использовать такой аргумент в переговорах с мировым православием, которое, кажется, привыкло считаться сначала с силой (в данном случае воплощенной Кремлем) и только потом - с правдой (в данном случае - с собственными правилами).
Нет, у них, конечно, есть свои "сильные" аргументы. Например, непрописанность и спорность механизмов предоставления автокефалии. Мол, нет консенсуса - нет и статуса. А консенсуса нет и не будет, потому что на ожидающийся Всеправославный собор этот скандальный пункт просто не вынесут. Потому что на нем планируют принимать решения только единогласно. То есть можно предположить, что Всеправославный собор не только не внесет ясность в положение и тем более в перспективы украинского православия, но, скорее всего, продемонстрирует миру еще большую импотенцию, чем мы привыкли наблюдать на примере Совбеза ООН.
Конечно, "спорность" и прочее - это, по сути, отговорки. Потому что при желании можно найти легальные механизмы для решения этого вопроса с привлечением Вселенского патриарха, который имеет право предоставлять любые статусы кому угодно безо всяких решений соборов. Можно даже обойти проблему "канонической территории". Можно сделать все - при наличии политической воли, определенных дипломатических усилий и готовности к компромиссам. Но пока, по правде говоря, ни одному из условий украинская сторона не соответствует.
Еще одна важная отговорка - нам нарекают на формальное отсутствие единства. Хотя все понимают, что если завтра в Украине появится каноническая автокефальная (или хотя бы автономная) церковь, то очень скоро все прочие "альтернативные" православные группы останутся в меньшинстве, а то и вовсе маргинализируются. То есть пресловутое единство - это следствие. А выставляя в качестве условия то, что должно стать следствием, нас загоняют в мебиусную бесконечность.
Увы, в УПЦ КП в этом контексте подозрительно легко соглашаются на изоляцию. То есть это наиболее простой путь, не предполагающий ни траты сил, ни неудобных для всех компромиссов, поэтому в избрании изоляционистской модели нет ничего странного. Нас, конечно, поддерживают в тонусе разговорами о том, что "когда-нибудь все случится само собой", и даже приводят в пример РПЦ (опять РПЦ!), которая ожидала признания почти полтораста лет. Но это не успокаивает публику. Тех, кто сомневается в "благодатности" при отсутствии канонического признания, московская анафема по-прежнему отпугивает. То есть большая часть верующих, которые с радостью присоединились бы к Украинской автокефальной церкви, будут оставаться вне ее влияния. РПЦ могла жить в таких условиях полтораста лет - в России ей не было "канонической" альтернативы. В то время как УПЦ КП находится в жесткой конкурентной среде. И это приводит к неприятным перекосам в ее риторике. Хейтспичам о "раскольниках", "анафемах" и "безблагодатных" надо что-то противопоставить. В результате Киевский патриархат включается в риторические войны с "московскими попами", "церковной пятой колонной" и т. п., то есть поддерживает войну в умах. А она то и дело вспыхивает самыми настоящими горячими конфликтами.
Беда изоляционистского проекта, впрочем, не только в том, что в конкурентной среде он может не дотянуть до "самопроизвольных" изменений в его статусе. И даже не в том, что изоляционистские проекты в наше время не в тренде в принципе. А в том, что он быстро коллапсирует. Тут немалую роль играют постсоветские болезни УПЦ КП, сходные с болезнями РПЦ. Упомянутый церковный монархизм благодаря фигуре патриарха Филарета - авторитарной, харизматичной личности - проявляется даже ярче. Иерархические структуры сливаются в экстазе "общих интересов" с местными элитами. Увы, можно найти сходство и в специфической церковной коррупции.
Конечно, в перспективе все может стать иначе и лучше. Здесь нет сторонников "русского православия", и может так статься, что пережитки СССР действительно когда-нибудь отомрут сами собой. Здесь формулируется "украинское православие" как отдельный церковный проект - и это само по себе здорово и интересно. Однако путь этот можно и не осилить - беда в том, что замкнутые структуры развиваются очень медленно и подвержены негативным мутациям. Опасность такой перспективы иерархам УПЦ КП еще предстоит осознать.
Причины провала объединения с УАПЦ
Еще одна яркая постсоветская болезнь наших церквей - неспособность к диалогу. Именно ее следствием стал провал объединения УПЦ КП с Украинской автокефальной православной церковью. Хотя провал был обеспечен обеими сторонами, вся тяжесть обвинений обрушилась на УАПЦ, а УПЦ КП критика обошла стороной, что представляется не вполне заслуженным. Для УАПЦ результат оказался более разрушительным. Возможно, на протяжении ближайших нескольких лет мы будем наблюдать коллапс этой церкви, и УПЦ КП окончательно станет единым и единственным украинским "национальным" церковным проектом. Теоретически это должно пойти на пользу Киевскому патриархату. Не только из-за отсутствия конкурентов, но вследствие прилива новых людей, которые перейдут в иерархию УПЦ КП из УАПЦ. Возможно, это несколько оживит УПЦ КП изнутри, и произошедшее будет восприниматься не как победа (незаслуженная), а скорее как предупреждение.
При всех обрядовых различиях между УГКЦ и УПЦ МП они удивительно схожи в своих упованиях на силу закона, а не силу проповеди
Для греко-католиков Галичины советские времена - это эпоха, когда их церковь была загнана в катакомбы и подвергалась репрессиям. После насильственной ликвидации УГКЦ в 1946 г. тысячи непокорных ее священников и монахов во главе с епископами и митрополитом Иосифом Слепым были заключены в концлагеря, сотни приходов были вынуждены принять православие. Церковные храмы, не ставшие православными, были разрушены или отданы под хозяйственные нужды, в лучшем случае - превращены в музеи. Но, несмотря на гонения, церковь выжила. К концу 1980-х она насчитывала в подполье десять иерархов, около тысячи священников, свыше тысячи монахов и монахинь - и 4,5 млн верующих. 23 января 1990 г. в Преображенской церкви во Львове состоялся церковный собор, который провозгласил легализацию УГКЦ.
С тех пор греко-католики добились больших успехов в укреплении своего влияния на Галичине и расширении его на всю Украину. В 2002 г. синод епископов УГКЦ принял решение о переносе патриаршего престола церкви из Львова в столицу Украины и возведении в Киеве Патриаршего собора. 23 марта 2011 г. в этом соборе была проведена интронизация главы УГКЦ, верховного архиепископа Киево-Галицкого Святослава Шевчука, а 18 августа 2013 г. состоялось освящение и торжественное открытие Патриаршего собора.
Укрепление и расширение влияния УГКЦ не раз вызывало локальные конфликты с УПЦ МП и УПЦ КП. В нынешнем году возникла большая напряженность в отношениях с УАПЦ: в апреле собор Харьковско-Полтавской епархии УАПЦ принял решение обратиться к руководству УГКЦ "с просьбой о братских советах насчет достижения евхаристического общения и административного единства" с УГКЦ "как с наследницей киевской традиции". В августе делегация этой епархии во главе с архиепископом Игорем Исиченко приняла участие в соборе УГКЦ, а в сентябре архиерейский синод УГКЦ создал комиссию для подготовки ответа на полученное обращение. Сейчас, говорит архиепископ Игорь, "продолжается работа упомянутой комиссии", но судя по его словам, принципиально вопрос о переходе Харьковско-Полтавской епархии УАПЦ в УГКЦ уже решен. Архиепископ подчеркивает, что после вхождения Гетманщины под власть московского царя начался "процесс искоренения аутентичных киевских обычаев и традиций", а УГКЦ "успешно проходит процесс восстановления аутентичного киевского обряда".
В то же время УГКЦ много усилий прилагает для повышения своего статуса в отношениях с Ватиканом. На данный момент в мире существуют 22 католические церкви восточного обряда, и УГКЦ - крупнейшая из них. Однако шесть из этих 22 церквей (Халдейская, Армянская, Коптская, Сирийская, Маронитская и Мелькитская) имеют статус патриархата, тогда как УГКЦ - только верховного архиепископства. Желание получить более высокий статус заложено уже в само название Патриаршего собора УГКЦ в Киеве. Но пока что Римская курия не решается пойти на острый конфликт с РПЦ и Кремлем, которые категорически против появления в Киеве греко-католического патриарха.
Роль УГКЦ как противовеса московскому влиянию в Украине трудно переоценить, так же как и вклад этой церкви в национальное возрождение. Но нужно сказать и о том, что влияние УГКЦ, особенно на Галичине, вышло далеко за пределы церковной сферы и распространилось также и на светскую жизнь. Для жителей Галичины - если не для всех, то для большинства - УГКЦ именно благодаря своей трагической и героической истории является непререкаемым авторитетом. Это вынуждены учитывать местные политики, а часть их пытается использовать сложившийся статус-кво. Печально известное "политическое православие" имеет прямой аналог на Галичине в виде "политического греко-католичества".
Также нужно сказать, что среди священников УГКЦ немало желающих использовать влияние своей церкви для воздействия на государственную политику. А партии с львовскими корнями, прежде всего "Свобода" и "Самопоміч", по сути, ведут себя словно конкуренты в борьбе за звание "проводников греко-католической политики". В очередной раз это проявилось при рассмотрении в парламенте антидискриминационной поправки к КЗоТу, которая 10 ноября была дважды провалена, а 12 ноября принята лишь с пятой попытки.
Известно, насколько сильно влияние католической церкви в Польше. Тем не менее в польском КЗоТе есть статья, запрещающая дискриминацию по каким-либо признакам, в том числе и по признаку сексуальной ориентации. Святой престол ищет формулировки, позволяющие снизить градус фанатической ненависти к ЛГБТ-сообществу. "Поведение христианина - включать других людей в свое сообщество, а не исключать их. Ибо тот, кто исключает других, считая себя лучшим, провоцирует конфликты и разделения, за что предстанет в вечности перед Божьим судом", - эта мысль была ведущей в проповеди папы Франциска во время утренней святой мессы в ватиканской резиденции "Дом святой Марты" 5 ноября.
Однако среди украинских политиков львовского разлива полно желающих быть святее папы. И это говорит о большой внутренней проблеме УГКЦ. После истории с антидискриминационной поправкой эта церковь получила имидж срывающей евроинтеграцию Украины. Хотя иерархи УГКЦ не выступали публично против этой поправки, но они и не попытались сбить накал страстей вокруг нее.
При всех обрядовых различиях между УГКЦ и Московским патриархатом они оказались удивительно схожими в своих упованиях на силу закона, а не силу проповеди. Подобная схожесть есть и по вопросу о церковном влиянии в государственных школах. Это служит лишним доказательством того, что мало победить совок снаружи - нужно победить его в себе.
Разные пути Болгарии и Румынии
Значительно продвинулась по трудному пути внутреннего очищения Болгарская православная церковь. В 1992 г. в ней начался раскол: часть иерархов обвинили патриарха Максима, возглавлявшего БПЦ с 1971 г., в связях с бывшей коммунистической властью. Раскол залечивался долго и был полностью преодолен лишь в конце 2012 г., после смерти Максима. Три болгарских урока заслуживают внимания украинцев. Во-первых, в 2007 г. специальным постановлением синода БПЦ была отвергнута практика присвоения крупным благотворителям церковных титулов. Впрочем, некоторые болгарские иерархи по своему усмотрению все же продолжали их раздавать. Во-вторых, синод БПЦ одобрил деятельность госкомиссии по раскрытию участия граждан в работе на спецслужбы в коммунистический период. В январе 2012 г. были обнародованы данные о руководителях религиозных общин, сотрудничавших с органами госбезопасности. В их числе оказались почти все митрополиты БПЦ. Впрочем, они сохранили свои церковные посты. В-третьих, синод БПЦ сумел преодолеть влияние этих двух "впрочем" во время выборов нового патриарха. На заседании синода только один кандидат получил необходимые 10 голосов - митрополит Старо-Загорский Галактион (Табаков), фигурант обширного досье о сотрудничестве с коммунистическими спецслужбами. Кроме того, он сам себя называл верховным священноначальником Великого ордена архонтов, благодаря ему были посвящены в архонты несколько скандально известных болгарских бизнесменов. Посовещавшись, синод снизил планку для кандидатов до девяти голосов, после чего в список вошли еще двое. Один из них - митрополит Русенский Неофит (Димитров) - и был избран патриархом на церковно-народном соборе 24 февраля 2013 г. В то же время Румынская православная церковь продолжает жить в полной симфонии с государством и, говорят, под контролем спецслужб. Она распространила свою деятельность на Молдову, восстановив там в 1992 г. Бессарабскую митрополию, и уже много лет создает свои епархии на юго-западе Украины. Кстати, в случае ухода УПЦ из-под Московского патриархата крупнейшим православным патриархатом в мире окажется Румынский. Поэтому Москва ни за что не даст Киеву автокефалии.
Основной капитал Московского патриархата не приходы, не количество верующих и не репутация. А глубокие связи с политическими и финансовыми элитами
Последние два года, пожалуй, самый тяжелый период в истории УПЦ МП. С момента раскола и Харьковского собора не было так сложно. Не было столь ощутимых потерь - материальных в первую очередь. На востоке приходы разгромлены войной, на западе - гневом. Эти потери еще будут посчитаны, когда придет время считать.
А пока с уверенностью можно говорить о потерях репутационных. Главная - разрушенный миф о том, что "в Украине есть поместная церковь, и это УПЦ МП". Эта фигура речи бытовала и даже выглядела убедительно до начала российской агрессии. УПЦ МП прекрасно балансировала между "русским миром" и "украинским церковным проектом", но это удавалось ей ровно до тех пор, пока стулья не поползли в разные стороны. Теперь слова о том, что УПЦ МП - "поместная украинская церковь", вызывают, как правило, нервическую реакцию.
Возможно, дело в том, что слово "украинский" мы стали понимать несколько иначе. Радикальнее, что ли. Четче - именно как факт национальной принадлежности. Или даже прямо - "антимосковский". И в этом свете само название "УПЦ МП" оказалось катахрезой, и даже появилась своеобразная мода называть эту церковь "РПЦ в Украине". В общем, все что угодно, но только не "украинская поместная церковь".
И не только потому, что церковь оказалась недостаточно "украинской". Большие сомнения и в ее "поместности". Подчиненность Московскому патриархату, а главное - кремлевской идеологии, с началом войны стала совершенно очевидна. То, что до войны вызывало ворчливое недовольство, например, распространение доктрины "русского мира" по церковным каналам, с началом войны стало казаться предательством. Не говоря уже об участии "православных олигархов" в финансировании боевиков. Или о том, что миссии со священными реликвиями были прикрытием для шпионажа и подрывной деятельности. И в конце концов "защита канонического православия" оказалась среди заявленных боевиками casus belli, а СМИ запестрели фотографиями попов УПЦ МП, освящающих знамена "русской православной армии".
Ну, ладно, что случилось, то случилось. Использовали, ввели в заблуждение, по недомыслию - да мало ли можно было придумать отговорок? Но никто не стал оправдываться (тем более - каяться). Совсем наоборот: Киевская митрополия решила, что лучший способ защиты - нападение, и принялась обвинять всех и вся в "братоубийственной войне". Конечно, кроме себя самой.
Когда представителей митрополии прижимают к стенке, они объясняют свою двойственную позицию тем, что "наши прихожане по обе стороны баррикад". Это чистая правда. Но она не оправдывает владык, а только усугубляет подозрения. Поскольку пастырю следовало бы вразумить своих верных чад, а не блеять что-то о "немедленно помиритесь на любых условиях". Этак и с самим Лукавым помириться можно.
не делает резких движений, потому что это сопряжено с серьезным риском - в первую очередь для бизнеса. Здесь любые перемены - это неизбежно убытки
С другой стороны, УПЦ МП активно включилась в московский проект "религиозная война в Украине". "Преследования верующих за верность каноническому православию" (а вовсе не за сепаратизм и украинофобию, как можно было подумать), "разрушенные церкви" (как будто при артобстреле не оказался разрушен весь квартал) и пр. - все это несется прямо в Страсбург. О судьбах замученных "воинами православия" протестантах, католиках и мусульманах речь, конечно, не заходит. Архиереев УПЦ МП интересуют только страдания "православных верующих", причем исключительно "канонических".
Сегодня, используя факт пребывания паствы "по обе стороны", УПЦ МП заявляет о себе как о "главной примиряющей силе" в украинском обществе. Хотя многие годы настойчиво сеяла в головах прихожан семена ненависти - к "сектантам", "раскольникам", "безбожникам", "униатам", "евросодомитам". Теперь мастера хейтспичей заявляют о себе как о "примирителях".
Впрочем, все это пустая риторика и пропаганда, рассчитанные на телезрителя. На самом деле у УПЦ МП есть все основания чувствовать себя спокойно и уверенно без дополнительных не свойственных ей "ролей в обществе", несмотря на временные затруднения, военные тревоги и некоторые потери. Потому что ее основной капитал не приходы, не количество верующих и не репутация. А глубокие связи с политическими и финансовыми элитами - как центральными, так и региональными.
УПЦ МП - осколок СССР, который прочно засел в Украине в 1990-е, когда церковные элиты удачно срослись как с бывшими партийными, так и с "новыми богатыми" (т. е. бывшим криминалитетом). Здесь интернациональный олигархат, чьи активы рассеяны по всей некогда "единой и неделимой", находится в полной симфонии с надгосударственной структурой РПЦ - они словно две стороны одной медали. Несколько "франшизный" характер церкви обеспечивает ей возможность приспособиться к любым требованиям любой власти любого региона. Идеология вторична, первичны деловые интересы. Иерархия УПЦ МП в этом свете - обычная постсоветская элита, отличимая от политической только облачением и несколько большей властью над умами "простецов".
Отчасти по этой же причине так называемое "автокефальное крыло" в УПЦ МП не делает резких движений. Потому что это сопряжено с серьезным риском - в первую очередь риском для бизнеса. К тому же к высоким ступеням иерархии, на которых можно было бы попробовать "развернуть" УПЦ МП в сторону канонической автокефалии, "смутьяны" доступа не имеют. Не потому, что "украинофилы" или "украинофобы", а потому, что любые перемены - это неизбежно убытки.
Константинополю нужна Москва
Еще одним гарантом УПЦ МП выступает межправославный консенсус, который в вопросах раскола и автокефалий почти всегда оказывается на стороне Московского патриархата. Тут играет роль и дипломатия МП, и ее финансовый потенциал. Но не только. Наибольшую роль играет инерция. Или, как это принято называть, "система мирового порядка". Православный мир довольно четко поделен между двумя полюсами - Москвой и Константинополем, и в этом поле все давно выработали каждый для себя модус операнди. Любое нарушение хрупкого баланса грозит большими потрясениями, к которым не готовы и которые совсем не нужны большинству православных церквей. Особенно древних православных церквей - ведь все, что у них есть, это авторитет, базирующийся на традиции.
Поэтому князья "канонических" церквей будут поддерживать друг друга в противостоянии любым реформаторским поползновениям, будут наносить друг другу визиты, свидетельствовать свое почтение, принимать участие в праздниках и демонстрировать свое презрение ко всевозможным раскольникам и прочим "лузерам", которым не находится места в сформировавшейся за тысячу лет системе "мирового православия". Которая уже давно работает именно как "система", а не как соборное единство поместных церквей. Ее цель - поддерживать статус-кво, а не нести Свет миру. Через полгода впервые за тысячу лет должен собраться Всеправославный собор - и только для того, чтобы на этой площадке все, кому положено, продемонстрировали свой статус.