Маркс бы смеялся. Почему все украинские партии говорят, что хотят социалистическую Украину
Произошедший 25 октября 1917 г. (по старому стилю) большевистский переворот в тогдашней российской столице Петрограде не только основал один из самых кровавых режимов в истории человечества. Он дал мощнейший импульс во всем мире новой социальной политике и идейно-политическому течению — социал-демократии. Ее идеология хоть изначально и возникла в рамках традиционного утопического социализма, но впоследствии трансформировалась на позиции постепенного совершенствования капитализма с целью утверждения социальной справедливости, солидарности и большей свободы. Сегодня любая ведущая украинская партия, исповедующая на самом деле социал-демократию, никогда в этом не признается, так как быть левым в наших современных условиях означает пророссийское тавро. Такое уж в Украине наблюдается парадоксальное, но вполне объяснимое явление. С чем, кстати, непосредственно связан небывалый кризис всех украинских левых партий. Вместе с тем левые идеи, специально обернутые в правую обертку, продолжают не только жить, но даже побеждать. И эта еще одна парадоксальность отнюдь не смущает украинских избирателей, а даже во многом поощряется ими.
Кто справа сел — того и тапки
Размещение депутатов во французском парламенте времен Великой французской революции, когда справа сидели консервативные роялисты, а слева — радикалы-революционеры, стало основой для наиболее распространенного в мире способа разграничения политических сил. За годы независимости Украины осуществлялось несколько попыток трактовать данную общемировую градацию исключительно для наших широт, хотя пока ведущие украинские историки и политологи не пришли к общему знаменателю в научной дискуссии на этот счет. Даже продолжает существовать постановка вопроса: а приемлемо ли для нас вообще такое применение право-левой шкалы. Но обо всем по порядку.
Еще до распада СССР правыми принято было называть (по французской аналогии) консервативно настроенных представителей КПСС так называемых партократов, а левыми — участников новых общественно-политических движений так называемых демократов, причем к таковым относились люди совершенно разных взглядов, исповедующие практически все существующие в мире идеологии. Впоследствии, когда уже появились партии, был применен другой подход, отчасти по современному западному примеру: на правый фланг стали отводить тех, кто базировался на традиционализме, на левый — сторонников интернационализма, который, правда, у нас всегда был с ярко выраженным пророссийским привкусом. Таким образом, то, что украиноцентристы из Народного руха и русско-советские традиционалисты из КПУ просто поменялись в право-левой шкале местами, также было в определенной степени условностью.
Во времена президентства Леонида Кучмы настала очередь разделить партии по принципу экономических приоритетов и социальной базы. В таких координатах справа находились сторонники развития крупного капитала, электорально ориентирующиеся на собственников всех мастей, а слева — адепты соцзащиты, поддерживаемые преимущественно наемными рабочими. Однако вдруг оказалось, что крупные капиталисты зачастую не только принимают участие в жизни социально ориентированных партий, но и обеспечивают их финансирование, а правые либералы в Украине — не более чем экзотика. Примечательно, что в то время особо популярным стало звание "центрист", а "крайности" осуждались чуть ли не повсеместно.
Новый подход к классификации актуализировала Оранжевая революция 2004 г. Было использовано разделение по геополитическому мировоззрению: правыми оказались политики, выступающие за интеграцию в Евросоюз и НАТО, а левыми стали именовать тех, кто агитировал за сближение с Россией и создание с ней всевозможных союзов (политического, военного или хотя бы экономического). Данную концепцию дополняла культурно-политическая градация на проукраинские и пророссийские силы, постоянно нагнетаемая вбрасываемыми извне тезисами о якобы ущемлении в Украине русскоязычного населения с навязыванием ему некой "исторической неправды".
Установившийся в 2010 г. режим Партии регионов во главе с Виктором Януковичем делал все возможное, чтобы в Украине закрепился новый порядок вещей: в политикуме есть, с одной стороны, всеохватывающая и всепобеждающая партия власти со своими союзниками, а с другой — оппозиция, маргинализируемая чуть ли не с каждым днем. В принципе такой жесткий накат и спровоцировал в ноябре 2013-го Евромайдан, хотя главным поводом для массовых протестов называлась резкая смена геополитического курса страны. Впрочем, даже в кульминацию Революции достоинства сохранялась типология разграничения на тех, кто за сохранение действующего статус-кво (Антимайдан) и сторонников перемен (Майдан), фактически без упоминания правых и левых.
"Ленинопад" в ходе революции воспринимался не как борьба с левыми идеями, а стал символом окончательной победы новой политической нации над своим колониальным прошлым. При этом название радикального крыла майдановцев — "Правый сектор" — сначала было чисто географическим понятием, потому что имелись в виду защитники Майдана, находящиеся с правой стороны, не более того. Ситуация коренным образом изменилась после бегства в Россию Януковича с последующим путинским военным вторжением в Крым и Донбасс.
Агрессивное тиражирование кремлевскими пропагандистами грубых штампов типа "киевская хунта" и "укрофашисты", а также активное участие в защите "русского мира" коммунистов, бывших эсдеков Медведчука и экс-"регионалов", ранее позиционируемых себя нахождением именно на левом фланге, сделали свое дело. В сегодняшней Украине определение "левый" или даже "левоцентристский" имеет стойкую ассоциацию с термином "пророссийский".
Левый пирожок с правой начинкой и наоборот
В идеологические парадоксы украинского политикума вовлечены не только избиратели, но и активные участники самого политического процесса. Ярким примером конфликта между партийным позиционированием в обществе и внутренней самоидентификацией была Партия регионов даже в годы своего рассвета. Формально ПР и внутри страны, и на международной арене всеми силами пыталась доказать свою приверженность левым идеям, сотрудничая не только с Компартией Китая, но стараясь удержать в объятиях группу социал-демократов в Европарламенте. Однако, как учил нас марксизм-ленинизм, для понимания идеологического направления политической силы всегда нужно зреть в корень ее экономической деятельности.
А в этом смысле "регионалы", как представители интересов крупного капитала были настоящей партией правого толка с главной стратегией на обогащение крайне узкой прослойки социума за счет враждебно настроенного и находящегося на грани уничтожения среднего класса, а также в ущерб беднякам из "ядерного" электората. Более того, в политической практике ПР вообще можно было отнести к крайне правым, для которых примером для подражания являются авторитарные режимы. Отсюда любые попытки так или иначе ограничить свободу слова и право на собрания и митинги, всевозможные фальсификации выборов и желание поиграть с Конституцией, лишь бы убрать с повестки дня само понятие электорального выбора украинцев. А поддержка "сине-белыми" Московского патриархата лишь завершала картину их правой самоидентификации, правда, демонстрируя тот факт, что "регионалы" являлись не украинскими, а настоящими русскими националистами.
Напротив, ВО "Свобода" до сих пор общепринято именовать правой, а иногда даже ультраправой партией. Впрочем, судя по актуальной риторике "свободовцев" и их программным постулатам (особенно если читать второй раздел программы партии под красноречивым названием "Народное хозяйство. Экономическая независимость и социальная справедливость"), видно как раз откровенный левый уклон. Например, партия Олега Тягнибока сугубо идеологически выступает за государственный контроль над природными монополиями и над ценообразованием в нефтегазовой сфере. Программные обещания партии касаются как государственных программ в целом ряде отраслей экономики, так и принятия закона о стратегических предприятиях, которым запрещается их приватизация и гарантируется возвращение в госсобственность ранее проданных.
В случае уклонения собственников любого предприятия от своих социальных и инвестиционных обязательств такой актив, по мнению "свободовцев", также подлежит реприватизации. Отдельным пунктом в партийной программе прописана возможность для наемных работников стать собственниками своего предприятия, принимать участие в его управлении и справедливом распределении прибыли. Также речь идет и о социальном жилье, и о беспроцентных кредитах на открытие малого бизнеса, и о том, что государственные банки должны составлять не менее 30% банковского капитала страны. Наконец, "Свобода" настаивает на запрете торговли землей сельхозназначения. Одним словом, зачастую "свободовцы" выглядят настоящими социалистами и жесткими оппонентами традиционных правых, представляющих интересы крупного капитала. Единственное, что роднит "Свободу" с классической правой идеологией, так это приверженность традиционализму.
Впрочем, если исходить из того, что правая идеология изначально подразумевала господство правящего класса, а левая — социальное равенство, то всех ведущих политических игроков Украины можно поголовно записать как минимум в социал-демократы, тремя китами которых считаются свобода, справедливость и солидарность. "Солидарное государство возможно только в стране, где доминирует ощущение справедливости", — это ключевая цитата из программы Блок Петра Порошенко "Солидарность". А это из программы ВО "Батьківщина", чьей фишкой, как известно, всегда был так называемый солидаризм: "Стратегическая цель партии — это справедливая социальная Украина, в которой каждый человек сможет заработать на достойную жизнь своей семьи, получать достойную стипендию и пенсию, которая обеспечит беззаботную старость". И все это притом что политические силы Петра Порошенко и Юлии Тимошенко являются наблюдателями в крупнейшем правоцентристском межпартийном объединении Евросоюза — Европейской народной партии. Как говорится, Маркс бы плакал, а возможно, и товарищ Ленин с ним за компанию.
Вождизм кормится с бедности
Безусловно, хроническая склонность большевиков к насилию абсолютно нехарактерна для всех популярных на сегодня украинских партий. Тут спору нет. Однако две другие характерные для большевизма исторические черты, такие как неограниченная социальная демагогия и вождизм, целиком в актуальном мейнстриме нашего политикума. Скажем прямо: без наличия харизматического лидера и подверстанной под него популярной в народе риторики вообще невозможно представить успешность любого политического проекта. Это, если хотите, вопрос выживания партии.
Конечно, такие альфа и омега современного положения вещей наблюдаются не только у нас, а и во всем мире — эпоха идеологических проектов необратимо уходит в прошлое, правые обогащаются левыми идеями, левые — правыми, а всепобеждающим фактором становятся успешно внедренные политические технологии и удачно выбранное позиционирование. Но в Украине такое повальное увлечение социальной демагогией (в последнее время ее полюбили называть популизмом) превратилось уже в какую-то псевдоидеологию, без использования которой невозможно даже и думать об участии в политике страны.
Между прочим родоначальником украинской социал-демагогии были национал-демократы, "купившие" во время агитации за референдум в конце 1991-го пророссийского избирателя известными таблицами о количестве в Украине сахара, мяса, молока, угля, металла и прочих ресурсов. Годами псевдоидеология модернизировалась, особо фантастические предвыборные обещания электорат интересовать перестали, зато навечно застолбили за собой место темы земли, борьбы с коррупцией и, конечно, дискуссия о масштабах очередного повышения цен и тарифов, зарплат и пенсий.
То же самое касается и вопроса лидерства, который имеет важное значение в любой стране, однако у нас он приобрел уж слишком выразительные формы. В результате произошла полная персонификация политического процесса, когда успех у избирателя базируется не на правильно проведенной идеологической работе, а на достижении ассоциации некоего харизмата с некой политической силой. Зачастую речь вообще идет о главенстве еще одной квазиидеологии — идеологии харизмы, которая подменяет собой реальные идеологические установки, почему-то менее интересующие электорат. Причем выходит так, что партии целиком и полностью становятся заложниками популярности/непопулярности своих вождей. Как только лидер начинает тонуть, ко дну идет и весь многотысячный партийный организм. Хрестоматийным примером в данном случае может служить судьба Александра Мороза с СПУ, Виктора Ющенко с НСНУ и, конечно, Виктора Януковича с ПР.
Наконец, последняя деталь. И вождизм, и социальная демагогия всегда стоят, по сути, на одном столпе — наличии высокого уровня бедности. Кстати, в развитых странах электоральной базой для партий с правой и правоцентристской идеологией является мощный средний класс, который в Украине де-факто так и остается на маргинесе. Собственно, значительный рост в стране мидлклассовых представителей вполне может стать прививкой и от вождизма, и от популизма. Ведь патернализм как перманентный поиск сильной руки и халявы обусловлен не столько возрастными различиями, сколько принадлежностью к социальным низам. Вот такая не марксистско-ленинская политэкономия.
