Как война может перекинуться в тыл

С войны не возвращаются даже те, кому повезло уцелеть. Ис­пы­тание смертью серьезно изменяет как представления о пределах допустимого, так и привычную шкалу ценностей. Проблемы, которые сулит обществу демобилизация участников боевых действий, в общем, типичны. Начнем с того, что списком павших на поле боя и умерших от ран статистика жертв войны не ограничивается. По самым оптимистичным подсчетам, количество самоубийств среди ветеранов вьетнамской войны превысило число погибших там (58 тыс.) вдвое. В наши дни ситуация повторяется. За один только 2012 г. счеты с жизнью свели 6,5 тыс. американских ветеранов (по одному каждые полтора часа). Притом что за восемь лет второй иракской кампании погибли 4,8 тыс. солдат США. Военные психиатры установили, что в большинстве случаев причиной стала моральная травма, в первую очередь - вследствие гибели сослуживцев.

Даже если до самоубийства не доходит, зачастую ветераны оказываются неспособны к привычным формам социального взаимодействия, об этом говорили даже куда менее словоохотливые специалисты в СССР после советско-афганской войны. Так, в ноябре 1989 г. отмечалось, что три четверти семей "интернационалистов" ли­бо распались, либо оказались на грани развода, более 60% ветеранов постоянно меняли работу из-за конфликтов с сотрудниками и начальством, лишь каждый десятый студент-ветеран имел удовлетворительную успеваемость, у почти двух третей возникли проблемы с алкоголем или наркотиками. К слову, последний пункт в свое время заставил правительство США запустить метадоновую программу, чтобы снять участников боевых действий с более сильных препаратов вроде героина, - со спорными, впрочем, результатами.

Еще одна крайне серьезная проблема состоит в том, что лицензию на убийство, раз выданную, отобрать невозможно. И хотя число тех, кому собственноручно пришлось ею воспользоваться, в современных конфликтах сравнительно невелико, война в принципе снижает порог допустимости насилия. Вернувшиеся с фронта гораздо более склонны к антисоциальному поведению, чем те, кто там не был. Ветераны вьетнамской войны вдвое чаще совершали преступления с применением насилия, чем их не воевавшие сверстники. Причем была установлена прямая связь между продолжительностью пребывания в зоне конфликта и вероятностью совершения преступления.

Сопоставимый коэффициент наблюдается также после иракской и афганской кампаний. Аналогичные проблемы отметили сотрудники Центра исследований здоровья британского минобороны у солдат Ее Величества. Из 3 тыс. военнослужащих до 30 лет по возвращении из зоны боевых действий более 20% были осуждены за насильственные действия по сравнению с 6,7% гражданских того же возраста. Причем на такие преступления низшие чины шли гораздо чаще, чем офицеры. Подобную статистику по участникам советско-афганской и чеченских войн российские правоохранители не засвечивают, но косвенные свидетельства указывают на то, что она вполне укладывается в тренд. В частности, уже к ноябрю 1989 г. мотали сроки 3,7 тыс. ветеранов-"афганцев". В 2001-м, как писал Вадим Речкалов в "Общей газете", в одной только мордовской колонии ЖХ-385/5 для бывших сотрудников МВД и солдат ВВ было 146 ветеранов практически всех постсоветских конфликтов, причем 43 из них имели ранения, 42 - боевые награды. У 59 человек были зафиксированы отклонения психики, это вдвое больше, чем в обычной колонии. Все сидели за тяжкие и особо тяжкие - убийства, разбой, похищения.

Сколько из них просто слетели с катушек, а сколько состояли в преступных группировках, неизвестно. Но то, что оказавшиеся невостребованными в гражданской жизни люди с боевым опытом легко уходят в криминал, отнюдь не тайна. Те же "афганцы" еще с конца восьмидесятых сколачивали бригады, впоследствии занявшие заметную нишу в постсоветском преступном сообществе. Впрочем, подобные ветеранские группировки отнюдь не являются советским ноу-хау и порой вскрываются и в США, и в Великобритании - правда, го­раз­до реже ввиду более эффективных программ социальной и психологической реабилитации.

Другая опасность здесь - обостренное чувство справедливости и собственной правоты. К чему это может привести, более чем наглядно продемонстрировал бывший морпех Тимоти Маквей. Ветеран первой иракской "наказал" федеральное правительство, организовав крупнейший, до атак "черного вторника", теракт на территории США. Впрочем, даже без такого экстремизма одиночек ветераны в массе легко превращаются в инструмент давления на власти. Ведь Форрест Гамп, толкающий речь на ступенях монумента Линкольна, - это всего лишь собирательный образ участника движения, которое, в конце концов, утопило администрацию Никсона. Такой сюжет уже обкатывался в украинских реалиях. Причем из-за хронической неспособности правительства говорить с гражданами, нашего "Гампа" будут и далее использовать вслепую не только внутренние силы, но и российские спецслужбы. И это окажется тем проще, чем менее эффективными будут усилия по реабилитации ветеранов.