Налоговый рай для "драйвера роста". Почему айтишники не спасут украинскую экономику
Если бы кто-нибудь задался целью разыскать в сегодняшней Украине политика, "реформатора" или "эксперта", который бы выступал против развития малого и среднего бизнеса и не считал бы этот сектор решающим, ключевым и центральным, — этот безумец, скорее всего, с позором провалил бы квест. Похвалы малому бизнесу как основе социально-политической стабильности и экономического процветания, как и заклинания оказывать ему всемерную поддержку, безусловно, являются на сегодняшний день одной из "духовных скреп" украинской публичной сферы.
Между тем так было отнюдь не всегда: основные школы политэкономии считали мелкий бизнес маргинальным с точки зрения макроэкономики явлением. Большинство инициативных "атлантов" неминуемо разорится в результате конкуренции, а крохотное меньшинство укрупнится в ходе того же процесса и перейдет в более серьезную лигу. Вплоть до середины прошлого века помощь малому бизнесу была продиктована в первую очередь гуманитарными соображениями - общество должно заботиться об обездоленных. Только в послевоенной Германии новая экономическая школа ордолиберализма впервые отвела малому и среднему бизнесу ключевое место: дескать, экономика, опирающаяся на тысячи мелких предприятий, будет устойчивей, чем система, зависящая от пары-тройки гигантских корпораций-монополистов.
Кроме более безопасного распределения рисков, считается, что малый бизнес может похвастаться большей конкурентностью среды, а главное - тесной связью с местными общинами и потенциалом создания рабочих мест. За такие стабилизирующие функции можно потерпеть заведомо более низкую (за счет масштабов) производительность, чем у крупной корпорации. Собственно, это две стороны одной медали: более высокая трудоемкость — это по определению и есть худшая производительность труда.
Добавленная стоимость, производимая малым и средним бизнесом в мировом масштабе, равняется примерно половине мирового ВВП. В Евросоюзе его доля еще выше - 58%. При этом и в мире, и в Европе на мелкий бизнес приходится примерно две трети всех рабочих мест.
У нас, по разным оценкам, малый и средний бизнес производит 7-9% ВВП. И дело не столько в монополизме и олигархии, сколько в теневой экономике. Если принять на веру часто встречающуюся оценку, согласно которой в тени находятся около 50% украинского ВВП, то получится как раз примерно среднемировой показатель. Ведь следует понимать, что в абсолютном большинстве эти 50% как раз и представлены малым и средним бизнесом: крупным компаниям прятаться сложно и дорого. Исходя из этих спекуляций, малый бизнес, который наперегонки рвутся "дерегулировать" и "освобождать от налогового бремени" украинские политики, на эти призывы сам должен смотреть с изрядной долей иронии. Проблемы госрегулирования и налогов его не очень-то волнуют, потому что госорганы о его существовании, как правило, не в курсе, да и фискальное бремя не тяготит расправленные плечи отечественных атлантов.
Два столпа
Особенно пикантная ситуация складывается вокруг одного сегмента украинского малого бизнеса - самозанятых специалистов (фрилансеров) в сфере информационных технологий. Этот сегмент однозначно не самый массовый, но точно наиболее "медийный", лучше всего представленный в публичной сфере. С одной стороны, наличие категории людей, доходы которых на порядок превышают средние по стране и благодаря курсовой динамике растут пропорционально обнищанию остальных соотечественников, не может не наталкивать на печальные размышления о растущем социальном неравенстве, сопровождающем прочие и без того печальные макроэкономические тенденции. С другой — теоретически такой уровень потребления доступен любому выпускнику технического вуза: тут не требуется никакого стартового капитала, "порог вхождения" формально очень низок, что можно истолковать как свидетельство открытости социальных лифтов и невиданного "равенства возможностей" - практически воплощенный либеральный рай на земле.
С точки зрения макроэкономики на данный момент в Украине преобладают два мнения относительно того, что может избавить страну от структурного дефицита внешнеторгового баланса и принести экономический рост: аграрно-промышленный комплекс и информационные технологии. Эти две отрасли конкурируют за внимание СМИ, называющих их "моторами" и "драйверами" и обсуждающих, как бы им помочь. В аграрной сфере это выливается в столкновение интересов разных групп капитала - отечественный крупный бизнес, заинтересованный в льготном налоговом режиме и других "плюшках", против либералов-реформаторов, опосредованно представляющих интерес западных компаний, которым выгодны равные правила игры. В ИТ картина другая: влиятельных отечественных олигархических лоббистов в этом секторе не завелось, а большинство комментаторов от чистого сердца поддерживает всевозможные льготы и дерегуляцию для людей, которые занимаются диковинными вещами за большие деньги.
Выхлоп
Рассказы о фантастической успешности украинских айтишников настолько вездесущи, что многие граждане имеют уже совершенно гипертрофированные представления о том, как программисты самостоятельно прямо-таки вытаскивают экономику из пропасти своими зарплатами. На самом деле, по данным Госстата за 2015 г. (более свежих пока нет), компьютерные услуги ($997,3 млн), даже вместе с услугами информационными ($235,7 млн), составили всего-то 1/8 от общего объема экспорта услуг. С товарным экспортом это сравнивать вообще нет смысла: даже пресловутый лес-кругляк приносит стране больше валюты (экспорт древесины - $1106 млн), не говоря уж о вывозе рапса и сои (семена и плоды масличных культур - $1475 млн). Интереснее посмотреть на другие статьи экспорта услуг. Например, услуги трубопроводного транспорта принесли вдвое больше выручки — $2258 млн, в основном от "Газпрома", качающего газ в Европу.
Работа по давальческим схемам - когда в Украину завозят сырье, шьют из него одежду или обувь, а готовый продукт вывозят обратно и там уже продают под дорогими брендами - на языке Госстата называется "услугами для переработки товаров с целью реализации за границей". В 2015 г. выручка таких цехов составила $1059 млн, опять-таки обогнав задекларированные доходы программистов. Между тем, если экспорт кругляка возможен благодаря хищнической вырубке лесов, "Укртрансгаз" - это государственная компания-монополист, программисты - это на самом деле просто высококвалифицированный отряд пролетариата, то давальческие цеха - это и есть тот самый малый и средний бизнес.
В пользу айтишников говорит динамика последнего времени: даже на протяжении последних кризисных лет объемы экспорта их услуг растут, тогда как в других отраслях наблюдается либо спад, либо стабильность. Это неудивительно, если вспомнить, что сфера ИТ, в отличие от всех других, не требует сколь-нибудь значительных инвестиций в постоянный капитал, не зависит ни от социально-политической ситуации, ни от положения дел в других отраслях экономики (до тех пор, пока не отключат свет).
Все эти естественные преимущества дополняются сознательной политикой государства: если газовики и швеи платят НДФЛ, ЕСВ, военный сбор, а их работодатели - и другие "долги родине", то программисты и тестеры, регистрируясь ФОПами, уплачивают государству лишь 5% со своего дохода и ЕСВ, рассчитанный исходя из минимальной зарплаты. Многие ухитряются не платить и этого, ссылаясь на сложность процедуры официального получения доходов из-за границы. В ноябре прошлого года Верховная Рада приняла "закон о фрилансерах", упростив эту процедуру: теперь банку достаточно переслать договор на английском языке, составленный и подписанный в электронной форме. Вместо акта выполненных работ достаточно инвойса, подписанного самим исполнителем. Вырастут ли объемы задекларированных доходов после этой либерализации, будет видно по итогам текущего года. Однако в целом бюрократические процедуры влияют на выручку украинских программистов меньше, чем конкуренция на мировом рынке труда.
Конкурирующая фирма
В ЕС "самозанятые" - это в массе своей либо фермеры, либо низкооплачиваемые работники сферы услуг и торговли, аналог наших "предпринимателей", трудящихся на базарах, в такси и на автомойках. Лишь 20% из них относятся к категории профессионалов - людей, выполняющих высококвалифицированную работу на основе гражданско-правовых договоров. Их количество растет, причем не от хорошей жизни: примечательно, что численность таких "независимых профессионалов" непропорционально увеличилась на 17% после рецессии 2008 г. (по сравнению с ростом уровня занятости всего на 3%). То есть кризис вынуждает работодателей экономить на содержании дорогих рабочих мест и отпускать их формально на вольные хлеба. Этот процесс активно идет в странах европейского "ядра": из 1,9 млн новых фрилансеров, появившихся в ЕС на протяжении 2008-2015 гг., 1,2 млн пришлось на Великобританию, Францию и Нидерланды. Здесь речь идет главным образом именно о переходе журналистов и других специалистов на неустойчивую занятость.
Но в относительном выражении количество "независимых профессионалов" бурно растет в Восточной Европе: в Латвии их численность за последние семь лет утроилась, в Румынии и Словении удвоилась. В этом случае мы явно имеем дело с аутсорсингом услуг в сфере ИТ из богатых стран Западной Европы в Европу Центральную и Восточную. Вплоть до нынешнего десятилетия мировым монополистом в этом секторе была Южная и Восточная Азия, но в последнее время растет привлекательность восточноевропейских программистов. В двадцатке лучших стран для аутсорсинга услуг, по версии компании AT Kearney, пять позиций сегодня занимают страны Восточной Европы. По сравнению с Индией и Китаем здесь не так дешево (экономия не на 75, а лишь на 50%), но зато нет разницы в часовых поясах и в коммуникационных практиках. Но это, конечно, касается главным образом тех стран, которые входят в ЕС: наличие общего законодательства в сфере защиты данных служит мощным стимулом размещать заказы в Румынии или Польше.
Украина вовсе не самая привлекательная страна, и дело не только в членстве в ЕС. Одной из проблем наших программистов является отсутствие так называемых soft skills - знания языков, умения коммуницировать напрямую с заказчиком. В этом их обгоняют не только англоязычные индийцы с пакистанцами, но и жители восточного ЕС и Балкан. При этом украинские айтишники дерут немалые цены за свою рабочую силу: затраты на оплату их труда находятся на одном уровне с Румынией, превышают показатель Болгарии и Сербии. Даже после всех девальваций Украина поднялась с 41 на 24 место в рейтинге, но в двадцатку так и не вошла, оставаясь где-то между высококачественным и дорогим рынком Восточной Европы и более дешевым и массовым рынком стран Азии.
Ты мне, я тебе
При этом нельзя сказать, что в более успешных странах программистов облагают меньшими налогами или меньше обременяют бюрократией - скорее наоборот. В Индии годовой доход, превышающий 1 млн рупий ($14,7 тыс), означает необходимость проводить аудит счетов. Налоги нужно платить авансом, и чем выше доход, тем чаще их надо платить. Как правило, каждый индийский айтишник платит вольнонаемному бухгалтеру, который следит за тем, чтобы у него было все в порядке с налогами и отчетностью. Налоговая ставка - 125 тыс рупий плюс 30% от суммы свыше миллионного порога. То есть, если взять нормальный для киевского программиста годовой доход $36 тыс., то в Индии с него пришлось бы заплатить $8,2 тыс. налогов, тогда как в Украине - $1,9 тыс.
Примечательно, что в Индии действуют налоговые льготы для граждан в возрасте 80 лет и старше - действуй такая норма в Украине, молодые профессионалы бы массово зарегистрировали ФОПами-программистами своих бабушек.
В Сербии, которая соизмерима с Украиной по уровню доходов в стране и по географическому расположению на границе с ЕС, фрилансеры в ИТ, как и у нас, обычно объединяются в небольшие агентства, занимающиеся продажей их рабочей силы. Но там они имеют статус официально трудоустроенных работников, а не "малого бизнеса". Иностранный заказчик переводит деньги на счет сербской фирмы, которая выплачивает зарплату программистам и платит за них налоги и социальные выплаты. Сумма фискальных платежей составляет 140-200 евро в месяц с каждого работника - но при условии, что годовой оборот всей компании не превышает 50 тыс. евро. То есть в типичной такой конторе работают три-четыре человека, и каждый получает не намного больше 1 тыс. евро в месяц.
В Польше фрилансеры более распространенное явление, чем в Сербии, хоть не такое вездесущее, как у нас. В плане формальных процедур там положение не хуже и не лучше, чем в Украине, а вот налоговые ставки отличаются кардинально: плоский подоходный налог для самозанятых составляет 19%, плюс ЕСВ в размере 500 злотых. Таким образом, фрилансер-программист отстегивает обществу вчетверо более высокую долю своего дохода, чем его украинский коллега. Что до официально трудоустроенных, там нужно заплатить $3,9 тыс. плюс 32% от суммы годового дохода, превышающей $21,5 тыс. С учетом соцвзносов эффективный уровень фискальной нагрузки составляет около 30%.
При всем при этом разрыв в уровне доходов между инженерами ИТ и их соотечественниками нигде не достигает таких драматических величин, как в Украине. У нас при средней зарплате $190 доход программиста-аутсорсера составляет $2500 или выше. Сделав допущение, что часть зарплат находится в тени, можно грубо заключить, что разница десятикратна. В Польше средняя зарплата в промышленности и секторе услуг составляет 880 евро, в сфере ИТ (объединяющей программистов с менее престижными профессиями) - 1347 евро. То есть в абсолютном измерении доходы польских айтишников примерно равны украинским, но социальный статус их в двух странах несравним. Неудивительно, что украинские инженеры ИТ, выезжающие на ПМЖ в ту же Польшу или Румынию, часто возвращаются домой: здесь они получают гораздо более "элитарное" общественное положение за те же деньги.
Кроме того, в Украине они могут платить в разы меньше налогов. Типичный аргумент в пользу налоговой дыры для айтишников заключается в том, что они являются важным каналом поступления иностранной валюты в Украину, а свои высокие зарплаты тратят на товары и услуги по месту жительства, поддерживая национальную экономику своим платежеспособным спросом. Однако, как мы увидели, представления об исключительной роли ИТ в обеспечении притока валюты преувеличены. А тратятся эти зарплаты на товары премиум-сегмента, преимущественно импортные, и на жилье. Таким образом, потребление импортных товаров выводит валюту из страны так же просто, как она была сюда введена, говорить о создании рабочих мест и эффекте мультипликатора не приходится. А поддержание спроса на рынке недвижимости мешает сдуваться пузырю, надутому в 2000-е.
Наконец, совсем странно выглядит утверждение, что нынешнее положение дел каким-либо образом ведет к повышению уровня "технологичности" украинской экономики. На индивидуальном уровне, безусловно, многие украинские специалисты ИТ выполняют инновационные задачи - но делают это в рамках работы на иностранные корпорации! Вклад в развитие экономики Украины здесь не больше, чем если бы те же самые люди физически находились в Кремниевой долине или в штаб-квартире Samsung. Другое дело, что украинское общество сегодня тратит свои ресурсы на бесплатное качественное образование и "взращивание" квалифицированной рабочей силы для других национальных экономик, не получая взамен никакой отдачи даже в виде налогов.
С другой стороны, считается, что "тепличный" фискальный режим необходим для того, чтобы удержать этих работников в Украине. Отчасти это действительно так: даже недавнее удвоение размеров ЕСВ для самозанятых вызвало бурю возмущения, что уж говорить о реакции на гипотетическое поднятие налоговой ставки хотя бы вдвое? В таком случае многие, возможно, действительно предпочли бы эмигрировать - у работниц швейных цехов такого рычага влияния нет. А значит, скорее всего, правительство и в дальнейшем продолжит делать хорошую мину при плохой игре, объясняя свою фискальную несостоятельность приверженностью ценностям частной инициативы и технологического развития.
