"Схоронить научных работников". Как большевики Украинскую академию наук покоряли

К началу 1921 года академические вопросы оставались без внимания советской власти. Образованная гетманом Павлом Скоропадским Украинская академия наук (УАН) в организационно-научных вопросах действовала автономно. Связанные с Академией проблемы попадали в поле зрения руководителей украинского советского правительства и КП(б)У ситуативно, в основном с "подачи" самих же академиков.

К примеру, обнародованный 11 февраля 1919 г. в Киеве приказ тогдашнего народного комиссара просвещения УССР Владимира Затонского о передаче Академии усадьбы пансиона графини Левашовой "со всем принадлежащим ему движимым имуществом" (фактически это равнялось признанию Академии советской властью) появился после встречи наркома с президентом УАН Владимиром Вернадским и секретарем УАН Агатангелом Крымским.

Далее коммуникация происходила по тому же принципу: академики благодаря персональным контактам с чиновниками и посредством писем требовали денег и помещений для УАН как высшего государственного научного учреждения, правительство что-то обещало и что-то предпринимало. Впрочем, обычно полученное Академией было значительно меньше обещанного.

Неоднократные протесты академиков против реквизиций (а по сути грабежей) помещений и имущества ученых привели к появлению в июне 1919-го декрета Совнаркома УССР об охранных грамотах для академиков и директоров учреждений УАН и запрету таких реквизиций.

Часто представителям УАН приходилось добиваться освобождения своих арестованных коллег — опять же, посредством персональных и письменных обращений к советским чиновникам. Иногда такие обращения имели успех (например, так было с освобождением Сергея Ефремова, арестованного в марте 1919-го), иногда — нет: сотрудника УАН Владимира Науменко расстреляли 8 июля 1919-го практически в день ареста, ходатайство академиков, поданное на следующий день, оказалось напрасным.

Следующие — после Деникина в декабре 1919-го и после Пилсудского и Петлюры в июне 1920-го — "пришествия" красных в Киев заставляли заново повторять все эти обращения и по финансированию, и по помещениям, и по охранным грамотам. Однако делать это было не так просто, как в 1919-м: советское правительство теперь находилось не в Киеве, рядом с УАН, а в Харькове. Киев тем временем превратился в провинциальный губернский город — он был сильно разрушен и пришел в упадок.

Ситуация осложнялась тем, что президент УАН Вернадский еще осенью 1919-го выехал в Ростов для переговоров с руководством Вооруженных сил Юга России о целесообразности существования Академии и в Киев вернуться не смог. С января 1920-го он вместе с другими беженцами перебрался в Крым, где тяжело заболел сыпным тифом. О его судьбе долгое время в Киеве вообще ничего не было известно.

Заменять главу-президента избрали старшего по возрасту академика Ореста Левицкого. Однако 71-летний Левицкий тоже чувствовал себя не очень хорошо. Как впоследствии писал Николай Василенко, избранный в июле 1920-го академиком, Левицкий сильно постарел и во время Общих собраний сидел в кресле равнодушный и молчаливый. Фактически УАН в Киеве руководил секретарь Агафангел Крымский. "Агентом влияния" УАН перед центральным правительством в Харькове стал академик Дмитрий Багалей, который так и не смог переехать в Киев.

Некоторые из академиков перестали бывать на Общих собраниях, на многих комнатах здания УАН, полученного с огромным трудом, висели замки. Денег катастрофически не хватало. Вместо месячной платы сотрудникам Академии выдавали так называемый аванс в шесть тысяч рублей в месяц, при том, что фунт хлеба стоил тогда 200-300 рублей. Спасаясь от голода, ученые выезжали в деревню. Некоторые учительствовали, некоторые просто сажали огороды. Кое-какие деньги академические работники стали получать лишь в конце 1920-го, после визита в Киев тогдашнего наркома образования Григория Гринько и (разумеется) переговоров Крымского с Гринько.

"Академическую пайку" сперва получали только академики, у большинства сотрудников УАН ее не было, даже несмотря на декрет Совнаркома УССР "Об улучшении положения ученых специалистов и заслуженных работников литературы и искусства", подписанный председателем Совнаркома Христианом Раковским в конце августа 1920-го. Советская власть не считала Академию "своей", но хорошо понимала значение специалистов, которых она планировала "использовать" для так называемого "социалистического строительства, развития народного хозяйства и культуры". Поэтому декретом были определены минимальные условия для того, чтобы упомянутых "ценных" специалистов "схоронить" (что, по тогдашней терминологии, означало "сохранить"). Самое пикантное, однако, что об этом документе академики в Киеве узнали только через два месяца!

Хотя не было бумаги для печати изданий, не хватало не только реактивов, даже минимально керосина и спирта для химических опытов, не было дров для отопления и всю зиму 1920/1921 гг. Помещения были нетопленными, без телефонной связи (один-единственный телефонный аппарат был реквизирован, несмотря на все охранные грамоты), а электрический провод не успели вовремя протянуть, отобрали в пользу другого учреждения, и половина академического дома стояла неосвещенной, Академия — удивительно — работала.

Агафангел Крымский, подводя итоги 1920 года, писал, что "несмотря ни на что, Академия наук ревностно проводила свою работу, среди недостатков, среди голода и холода... это объясняется, видимо, тем, что научная работа сама в себе содержит много удовольствия и наслаждения".

Действительно, Совместные собрания происходили регулярно. Одновременно с распределением пищевых пайков между сотрудниками Академии и решением многочисленных хозяйственных проблем, УАН пыталась строить нормальную академическую работу. Речь шла о работе различных уже существующих учреждений и о создании новых, о выборах новых действительных членов, о научных командировках ученых и о закупке книг за рубежом, приобретение библиотек и музейных коллекций и тому подобное.

Постоянно-насущным вопросом было расширение помещений для УАН. Еще 19 июня 1920 года, только Киев снова заняла Красная армия, Киевский губернский революционный комитет издал приказ о передаче в распоряжение УАН здании бывшей Киевской первой гимназии. Там тогда находились учреждения губернского отдела народного образования. Однако, несмотря на неоднократные обращения УАН, к началу 1921 года часть дома так и не была освобождена, из-за чего не могла развернуть нормальную работу академическая Библиотека.

Период невмешательства советской власти в деятельность Академии завершился в 1921 году.

11 января 1921 вопрос об Украинской академии наук — впервые! — внесен в повестку дня заседания политбюро ЦК КП(б)У. По результатам обсуждения члену политбюро Владимиру Затонскому была поставлена задача вместе с Народным комиссариатом образования проработать вопрос об использовании "Киевской академии наук".

Задача была оперативно выполнена. Менее двух недель соответствующее постановление "О Украинской академии наук" было принято Совнаркомом. Оно было довольно эклектичным, сочетая как желание ученых, так и намерения советской власти. (Недаром до академиков оно дошло почти с месячной задержкой: постановление от 25 января было объявлено на Общем собрании в Киеве только 21 февраля, хотя в харьковской газете "Вести ВУЦИК" его обнародовали 4 февраля).

С одной стороны, частично решались вопросы недвижимости УАН. За Академией закреплялись (в который раз!) здание бывшего пансиона Левашовой и здание бывшей Первой киевской гимназии. Фиксировалась передача УАН оборудованной типографии (но без точного определения, какой именно) и декларировалась необходимость обеспечения типографии бумагой для академических изданий.

Чтобы уберечь академических работников от голода, всех действительных членов, членов-корреспондентов и сотрудников для отдельных научных поручений (то есть речь не шла о всех академических работниках), списки которых должны были быть согласованы Наркоматом образования, "принимали на академическую пайке". Так же по предложению Наркомата образования определялись "выдающиеся" личности, которым устанавливали дополнительную плату.

За эти уступки УАН должна расплатиться новым Уставом, произведенным уже не самой Академией, а тем самым Наркоматом образования. Общее управление до утверждения нового Устава возлагалось на непременного секретаря УАН А. Крымского.

На основании постановления Совнаркома на следующий день было принято соответствующее постановление Наркомата образования. А еще через день глава Наркомпроса Григорий Гринько в письме к заведующему Киевским губернским отделом народного образования Леониду Левитскому настаивал на первоочередной разработке нового Устава УАН, что "отвечало бы современным условиям", и просил подать смету. УАН получила копию этого письма — советский чиновник не утруждал себя непосредственным обращением к Академии. Однако, чтобы продемонстрировать заботу о УАН, в конце письма лаконично приписал: "перевожу вам кредит в двадцать миллионов" (Академия, однако, значительной части этих денег так и не увидела).

Левитский, в свою очередь, в письме к Крымскому в середине февраля 1921 г. четко расставил приоритеты:

"Отправляя копию направления Наркомпроса и декрет об Академии наук, сообщаю Вам, что по сути этого декрета Академия непосредственно подлежит Совнаркому в порядке контроля со стороны Киевского губнаробраза, как высшего административно-управляющего органа по делам образования ы Киевской области".

За фасадом заботы о научных речь шла о непосредственном подчинении УАН советскому правительству. Процесс покорения Академии начался.