Чужое авторство и дипломатическая путаница: к истории "линии Керзона"
В ночь на 11 июля 1920 года на имя председателя советского дипломатического ведомства Георгия Чичерина поступила телеграмма с нотой за подписью его британского коллеги. С тех пор в Украине и мире еще не раз будут вспоминать о "линии Керзона"
Уже летом 1920 года, вскоре после триумфального похода на Киев, польские войска отступали. Глубокие прорывы красной конницы Буденного и Гай-хана несли ужас и опустошение в тылу, угрожали окружением польских частей на передовой. Попытки контратак или просто стабилизации фронта успехов не имели. Города, которые польское командование приказывало оборонять, быстро сдавались. На критических участках большевики создали решающее численное преимущество. Чтобы избежать окружения, отступала и Армия УНР, которая занимала крайний правый фланг фронта.
Поражения удручающе влияли на польские военные и политические круги. Как позже вспоминал маршал Юзеф Пилсудский, который тогда был руководителем государства, наступление Красной армии "создавало впечатление чего-то неотразимого, надвигающегося, как тяжелая безобразная туча, для которой не существует преград [...] под впечатлением этой надвигающейся тучи ломалась государство, шатались характеры, размякали сердца солдат".
Командующий польскими войсками в Литве и Беларуси Станислав Шептицкий (родной брат митрополита Андрея), совершенно отчаявшийся, не скрывал от подчиненных своих выводов: фактически война проиграна. Пресса Варшавы обвиняла Пилсудского в "киевской авантюре", из-за которой теперь встал вопрос о самом существовании Польши. Особенно на ниве критики отметились политические противники маршала – национальные демократы (эндеки) со своим лидером Романом Дмовським. 1 июля Законодательный сейм создал Совет обороны государства, который существенно ограничил полномочия Пилсудского как начальника государства.
В результате правительственного кризиса в Польше был сформирован новый кабинет во главе с эндеком Владиславом Грабским. Премьер начал искать дипломатический выход из сложившейся ситуации. Площадкой для обсуждения стала международная конференция, созванная Антантой в бельгийском городе Спа. 10 июля Грабский официально принял условия посредничества, предложенные Польше ее западными партнерами. Великобритания от имени Антанты согласилась обратиться к большевистскому руководству с предложением прекратить боевые действия и установить демаркационную линию, а точнее, буферную зону.
Польские войска должны быть отведены за пределы временной восточной границы, установленной Антантой еще 9 декабря прошлого года. Красной армии предстояло остановиться на позициях за 50 км до этой линии. На территории Восточной Галиции линией разграничения определялась линия фронта, актуальная на момент подписания перемирия; при этом стороны должны были отвести от нее войска, каждая на расстояние 10 км.
Все дальнейшие вопросы подлежали разрешению на предстоящей конференции в Лондоне с участием ряда заинтересованных сторон, в частности поляков, большевиков и украинцев-галичан. Грабский подтвердил готовность принять любое решение Антанты по вопросам спорных территорий, в частности и Восточной Галичины, для которой уже существовал проект мандата. Что и говорить, по сравнению с предыдущими территориальными амбициями Варшавы договоренности в Спа выглядели безусловное поражение. Зато соглашение Грабского предполагало, что Антанта окажет всю необходимую помощь для защиты Польши в том случае, если большевики отвергнут предложенные условия перемирия и продолжат свое наступление.
11 июля мирные предложения довели до сведения наркома иностранных дел РСФСР Георгия Чичерина. Но большевики явно не собирались останавливаться. В тот день они взяли Минск, а вскоре захватили и Вильнюс. В обозе наступающих войск уже были наготове "красные" галичане и поляки. Далеко идущие планы Москвы заключались в переносе очага революции в Германию. Поэтому Чичерин ответил, что России и Польше не нужны посредники, и вообще Ленин готов предложить полякам более выгодные условия, чем Керзон. Это означало отказ от мирной инициативы и продолжение войны. В конце концов в этой войне победила Польша. Установленная Рижским миром польско-советская граница не имела ничего общего с "линией Керзона".
Джордж Керзон умер в 1925 г., не дождавшись, когда названная его именем линия станет настоящим рубежом. А она таки стала! Сейчас примерно по "линии Керзона" проходит современная польско-украинская граница. После Второй мировой даже появилось понятие "Закерзонье" для обозначения украинских земель, оказавшихся в коммунистической Польше – за "линией Керзона".
В некрологе во львовском "Деле" Михаил Рудницкий написал, что "если бы мы не знали об умершем английском дипломате ничего больше, то уже самого названия "линии Керзона" хватило бы, чтобы запомнить эту фамилию, вплетенную в события последних лет, когда решалась судьба наших земель". Но гордился ли сам лорд Керзон такой ассоциацией со своей фамилией? Вряд ли!
Настоящий предмет восхищения родовитого дипломата лежал далеко от Восточной Европы. В юности Керзон много путешествовал по Азии: объездил Персию, Туркестан, Тибет, Индокитай, Японию... В 1899 г. его назначили вице-королем Британской Индии, и именно здесь лорд реализовал свои способности. Он создал новую Северо-западную пограничную провинцию на недавно установленной индо-афганской границе (на так называемой "линии Дюранда"). За несколько лет вице-король приказал разделить на индуистскую и мусульманскую части провинцию Бенгалия. Эта первая "линия Керзона" просуществовала недолго, но сама идея с разделением имела продолжение. На части территорий Восточной Бенгалии впоследствии появилось независимое государство Бангладеш.
Лорд Керзон интересовался проблемой границ и на теоретическом уровне. В 1907 г., уже после того как покинул пост вице-короля, он прочел доклад о "научных фронтирах" в Оксфордском университете. Этим термином лорд предложил называть границы, которые были установлены не случайно, а на основе четких военно-стратегических расчетов.
Бывший вице-король возглавил Форин-офис (британский МИД) в октябре 1919 г. На то время все принципы и составляющие будущей "линии Керзона" уже были наработаны без участия Керзона. Можно сказать, что подпись министра иностранных дел под британской нотой к Чичерину в 1920 г. имела протокольный характер и никак не свидетельствовала об авторстве.
Как уже отмечалось, содержание британских предложений было заблаговременно согласовано с Грабским в Спа. Однако в тексте ноты Керзона речь шла о несколько другом, чем договорились с поляками. В Москве получили план перемирия, где упоминалась дистанция в 50 км, но не от временного рубежа 9 декабря 1919, а от продленной на юг до самой Чехословакии. Нота уверяла, что поляки готовы отойти на линии, проходившей через Гродно, Яловку, Немиров, Брест-Литовск, Дорогуск, Устилуг, восточнее Грубешова, Крылов, западнее Равы-Русской, восточнее Перемышля и до Карпат. Если первые восемь пунктов были расположены на временной восточной границе Польши, то последние три – в Галичине и определяли скорее так называемую "линию А" – границу проектируемого восточногалицкого мандата.
Далее в тексте ноты начиналось непостижимое: отмечалось, что в пределах Восточной Галиции каждая из сторон должна оставаться на текущей линии фронта (без упоминания об отступлении на 10 км). Но по состоянию на 11 июля польско-большевистский фронт проходил в районе Збруча. (Южный участок с Каменцем-Подольским защищала Армия УНР.) Каким образом поляки должны были оставаться на этих позициях и одновременно отступить в Перемышль? Или же "буферной зоной", таким образом, должна была стать вся Восточная Галиция (поляки отходят к Сяна, большевики остаются над Збручем), или автор текста, по своей небрежности, не проверил, где же те Рава-Русская и Карпаты!
На противоречие обратили внимание уже во время Второй мировой войны. Чтобы легализовать перед союзниками западную границу СССР по линии Молотова-Риббентропа, Сталин назвал ее "линией Керзона". Советский диктатор имел в виду именно линию, которая простиралась до Карпат. На этом британские дипломаты отметили, что в тексте ноты говорилось также о линии фронта, а Рава-Русская, Перемышль и Карпаты упомянуты, очевидно, ошибочно.
Если это было действительно ошибкой, то кто же ее допустил? Неужели сам Керзон – опытный дипломат и интеллектуал? Скорее всего, виновников следует искать среди технического персонала британской делегации. Сказано, что в Спа договорились взять за основу временную (минимальную) восточную границу Польши, предложенную в декларации Антанты 8 декабря 1919 г. Хотя по описанию в тексте декларации она не касалась Галичины, на сопроводительной карте кто-то начертил границу именно так, как она позднее фигурировала в ноте Керзона. Возможно, именно эта карта попала в руки неопытного исполнителя. Из-за путаницы "линию Керзона" даже стали ошибочно датировать днем 08.12.1919, то есть за семь месяцев до отправки ноты Чичерину.
Впрочем, существует также версия и о намеренной фальсификации ноты Керзона непосредственно перед ее отправкой в Москву. Под подозрением – сотрудник Форин-офиса, советник по вопросам Польши и Восточной Европы Льюис Немьер. Он происходил из полонизированной еврейской семьи, однако сам отказался от польской идентичности. Во время описываемых событий его родители проживали в Восточной Галиции. Немьер был личным врагом антисемита и великодержавника Романа Дмовского, а также ярым противником польского господства над украинцами. По этому поводу советник написал большое количество меморандумов руководству и статей в прессе. Скоро он заслужил признание как один из лучших знатоков польско-украинского пограничья в Форин-офисе.
Позицию Немьера не изменило даже известие о том, что имение его родителей в Кошиловцах (ныне Залещицкий район) разграбили и сожгли украинцы. Очевидно, инцидент произошел в период Чертковской оффензивы или во время отступления Галицкой армии до Збруча летом 1919 г. По этому поводу Немьер писал:
"Мой отец всегда был за поляков и имел тесные отношения с польской шляхтой. Волна жестоких бунтов и погромов вряд ли обошла бы его. Однако ответственность лежит на польских шовинистах и тех представителях Антанты, которые, не имея достаточной решимости, поддались им. [...] Несмотря на все мои личные потери и ужасы, я настаиваю, что с украинцами обошлись глубоко несправедливо. Если бы их оставили в покое и дали возможность образовать радикальное, но стабильное правительство, они бы со всем разобрались. [...] любое количество жестоких поступков не может служить ни основанием, чтобы лишать нацию права на независимость, ни поводом, чтобы бросать ее под пяту худших врагов и угнетателей".
Украинофильство Немьер совмещал с русофильством. Сражаясь за свободу украинцев от поляков, он считал, что будущее Украины – в тесной связи с Россией. Именно поэтому ряд польских авторов подозревает Немьера в самовольном дописывании локаций "линии Керзона" в ноте таким образом, чтобы вся Восточная Галиция оказалась на советской стороне. В сердцах Дмовський сетовал, что "такой маленький галицкий еврейчик играл такую большую роль в судьбе Польши!"
Впрочем, никаких реальных доказательств своих обвинений авторы не приводят. Какова бы не была личная роль Немьера, но поддержка отдельного статуса Восточной Галиции отвечала официальному курсу британской дипломатии и взглядам премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа. Хотя между главой правительства и министром иностранных дел империи были натянутые отношения, в восточноевропейских делах Керзон двигался в фарватере политики своего шефа.
Интересно, что в Советском Союзе фамилия главы Форин-офиса сначала ассоциировалось совсем не с проектами границ. Фраза "наш ответ лорду Керзону" (исторический предшественник лозунга "наш ответ Чемберлену") происходит со времен широкой пропагандистской кампании, связанной с нотой этого же министра, но уже не 1920-го, а 1923-го года. Тогда Керзон протестовал против вмешательства большевиков в дела Персии и Афганистана. Если в 1920-х советская пропаганда высмеивала "ультиматум Керзона", то уже в 1940-х коммунистический лидер горячо защищал линию, названную именем покойного лорда. И теперь уже британские дипломаты вынуждены были как-то оппонировать концепции "линии Керзона".