Без света, зато с идеологией. Как жил Киев сто лет назад

В первые же дни нового 1921 г. большевики занялись, как теперь бы сказали, политическим пиаром. На киевских предприятиях прошли митинги под девизом "Сделанное советской властью за прошлый год". Основной тезис: одержана победа над внешнем фронте, и теперь можно приступать к мирному строительству, которому, впрочем, мешают "отдельные банды". Примечательно, что, как показал 1921 год, хотя повстанческое движение в разных регионах Украины, в том числе на Киевщине, было достаточно активным, но реальных шансов взять Киев у повстанцев не было.

Но вернемся к началу 1921-го. На одном из таких митингов с официальным докладом выступил Михаил Киллерог. В последующие годы он будет занимать высокие должности в украинской номенклатурной иерархии… пока в 1936 году не будет арестован и не станет фигурантом "дела тридцати семи"; в числе его "подельников" будет Михаил Орлов, двоюродный дедушка автора этих строк. Всех приговорят к высшей мере наказания.

Пока же Киллерог наряду с другими ораторами говорит не только об успехах, но и о проблемах. Одной из неотложных проблем первой половины 1921 года в Киеве был дефицит топлива и, соответственно, электроэнергии. Киевская электростанция тогда работала в основном на дровах. Лесов вокруг Киева предостаточно.

Но не был налажен процесс доставки дров на электростанцию. Подвозили их в основном грузовыми трамваями, но не хватало исправных вагонов. Дров подвозили втрое меньше, чем требовалось для нормальной работы станции. Как следствие, запаса дров не было; все, что подвозили, сразу бросали в топку. Положение ухудшилось и тем, что испортилась часть турбин электростанции, а запасных частей не было.

Чтобы резко снизить потребление электроэнергии, в январе пошли на решительные меры: выключили электричество в частных квартирах. Установился, по словам ассистента заведующего электростанцией, "режим темноты". И даже после этого электроэнергии не хватало предприятиям, что отрицательно сказывалось на их работе.

Впрочем, post factum, в июне, когда ситуация станет легче, Ян Гамарник (тогдашнее "первое лицо" города. В 1937 году он решит не дождаться ареста, а покончить с собой) на пленуме горсовета скажет: "Если сравнить г. Киев с другими городами, следует констатировать, что как мы ни мучились, все же острый топливный кризис минувшей зимой мы не переживали".

Что ж, все познается в сравнении.

Нельзя сказать, что успехов не было. В конце марта киевские газеты бодро отрапортовали о "большой победе на трудовом фронте", а именно открытии Наводнического моста (приблизительно на месте нынешнего моста имени Патона). Он был построен в 1915 году, разрушен поляками при отступлении в июне 1920-го и теперь восстановлен (с частичным использованием старых конструкций). Работы продолжались девять месяцев, было задействовано более 3000 рабочих.

Еще одна хорошая новость в транспортной отрасли поступила в конце сентября. Открылось регулярное воздушное сообщение между Киевом и Харьковом, тогдашней столицей Украины. Самолеты начали летать дважды в неделю, дорога занимала три часа (правда, перевозили они авиапочту; пассажирское сообщение началось позже).

А вот с городским транспортом в Киеве 1921 года было не лучше, чем в 1920-м. Трамваи, как уже было сказано, использовались для перевозки дров, а пассажирское движение поддерживалось в скудном объеме — преимущественно на линии в Пущу-Водицу, где альтернативы трамваю не было. В основном же — или на извозчике, или пешком.

Чего в тогдашнем Киеве было чрезмерно – это идеологии. Наступление на этом "фронте" большевики продолжали. Основных внешних признаков "проклятого старого режима" в Киеве по состоянию на 1921 год уже лишились: в частности, большинство "неправильных" памятников снесли, значительную часть улиц в центре переименовали — но некоторые "недоработки" еще остались.

И их продолжали устранять.

В феврале Софийскую площадь назвали площадью Красных Героев Перекопа, в декабре Гимназическую улицу сделали улицей Леонтовича. Впрочем, новые названия медленно приживались. Не только в быту, но, скажем, в газетной рекламе продолжали писать по старинке — не улица Ленина, а Фундуклеевская, не Карла Маркса, а Николаевская, и т. д. Полностью на новые названия перейдут только лет через пять.

Одним из важных компонент процесса, который в тогдашнем большевистском гимне описывался как "мы наш, мы новый мир построим", была борьба с религией. Шла она непросто (для боровшихся). Иногда под нее пытались подвести "экономическую подоплеку". День Рождества по новому стилю, 7 января, в 1921 году пришелся на пятницу, церковь после перехода государства на принятый в Западной Европе григорианский календарь осталась на юлианском. Итак, образовалось четыре выходных дня подряд. И вот, 6 января в газете "Киевский пролетарий" появилась короткая заметка под красноречивым заголовком "Наш позор". "Если тяжело работать, если мало одного дня отдыха в неделю, — вещал анонимный корреспондент, — можно установить дополнительные дни, но позорно связывать этот отдых с днями церковных праздников. Ведь рабочий не пойдет в церковь, ведь он чужд старых религиозных предрассудков…". Рождество, как видим, отмечалось 7 января.

В сентябре отмечается день памяти святого Александра Невского. "Бессознательные элементы" устроили в этот день, страшно сказать, молебен в помещении трамвайных мастерских, после чего еще и поехали трамваем в Пущу-Водицу — закончить празднование на лоне природы. Дело закончилось служебным расследованием. До окончательного (как тогда думали) искоренения "религиозных предрассудков" было еще далеко.

Впрочем, борясь с символами и ритуалами, не обходили стороной и конкретных людей. Эпоху УНР большевики "не забыли и не простили". И вот в конце мая 1921 года прозвучало: "Встать, суд идет!" Под судом оказался Всеволод Голубович, премьер-министр УНР первой половины 1918 года, и его однопартийцы, украинские эсеры. Процесс проходил в здании Пролетарского дома искусств (ныне Национальная филармония), а судил украинских деятелей орган под строгим названием "Чрезвычайный Революционный Трибунал УССР".

Однако результат процесса был совсем не таким, каким, наверное, был бы в конце 1930-х. Голубовича и часть его коллег приговорили к заключению в концлагере на десять лет, но тут же, применив амнистию, "скостили" срок до пяти лет… а в декабре того же 1921 года, после еще одной амнистии, Голубович вообще вышел на свободу.

Впрочем, в 1931 году он был арестован снова, уже по другому делу, и последние восемь лет своей жизни он провел в заключении.

Что же предлагалось киевлянам в плане "построения нового мира"? Конечно, советские праздники и другие ритуалы. В 1920 году Первое мая в Киеве отметить не получилось, потому что помешала подходящая к городу польская армия; теперь провели все "как положено". Праздничные мероприятия организовали на Крещатике, в Пушкинском парке, на Соломенке, Печерске, Подоле, Демеевке… По городу ездила передвижная фотовыставка и даже кинотрамвай. Идеологическая направленность всех этих мер не вызывает сомнений.

Еще перед Первомайским киевлянам предоставили возможность приобщиться к "торжеству демократии" по-большевистски — в виде выборов в Киевсовет. Выборы продолжались около недели, в первой половине апреля, а ближе к концу месяца были подведены итоги. Городской совет тогда официально назывался "Киевский Совет Рабочих и Красноармейских Депутатов", а по численности превосходил нынешний более чем в десять раз (при значительно меньшем населении!). Были избраны 1444 депутата, из которых: 1067 коммунистов, 360 беспартийных, 6 укапистов, 4 меньшевика, 3 бундовца, 2 эсера, 1 анархист, н.с. (вероятно – "народный социалист). Цифры говорят сами за себя. Первое заседание нового Совета состоялось 26 апреля в здании театра имени Либкнехта, ныне известном как Национальная опера. Председателем Совета был избран "товарищ Ян" — вышеупомянутый Ян Гамарник, который в то время занимал должность главы Губревкома.

А в сентябре товарищ Ян вместе с другими представителями тогдашней "элиты" принимали высокого гостя из Москвы. В Киев прибыл не кто иной, как товарищ Троцкий. Как и в мае 1919 года, в честь одного из создателей Красной армии устроили парад. На этот раз командовал парадом киевский губернский военный комиссар Лайош Гавро (в честь которого недавно называлась Иорданская улица). Он станет "врагом народа" гораздо позже Троцкого, однако Троцкий его переживет: Гавро арестовали летом 1937 года и расстреляли весной 1938-го.

Основным же праздником года, по сложившейся традиции, стало празднование четвертой годовщины Октябрьской революции. Примечательно, что "из Харькова поступили указания о желании отпраздновать большую годовщину по возможности без денежных затрат (ввиду бедственного положения страны и голода"). Акцент сделали на культмассовом компоненте — различных спектаклях, выставках, лекциях, а еще двадцати "вечерах воспоминаний" (в разных местах Киева), на которых также исполнялись "декламационные номера". Вряд ли будет ошибкой предположить, что все занятые в этих мероприятиях актеры, лекторы и мемуаристы работали бесплатно — так сказать, за благодарность от пролетариата.

Говоря о пролетариате и оплате труда, следует отметить, что зарплаты "новым хозяевам жизни" в Киеве в 1921 году очень часто не хватало. Она, зарплата, не успевала за инфляцией (которая, в свою очередь, была вызвана тогдашним почти бесконтрольным печатанием денег). Так, в начале лета красноармеец получал 1200 рублей в месяц, а стакан чая в одном из буфетов в Пролетарском саду стоил... 600 рублей. Типичная зарплата рабочего в июне составляла 4800 рублей в месяц, а билет на фуникулер стоил 200 рублей. В июле рабочие, строившие узкоколейку в Пуще-Водице, получали уже 800 рублей в день… вот только билет на трамвай от города в Пущу в один конец стоил 1500 рублей. Большинство этих рабочих вынуждены были ходить в Пущу-Водицу пешком.

Нельзя сказать, что власть не шла навстречу "классу-гегемону". В августе в ответ на "трамвайные" жалобы приняли постановление о бесплатном проезде в трамвае для едущих на работу и обратно. Плату за коммунальные услуги (водопровод, канализацию, газ, электричество) для государственных учреждений и предприятий, а также рабочих и служащих этих предприятий отменили еще в начале года (хотя впоследствии восстановили). Некий "выборочный коммунизм". Однако, как мы знаем спустя сто лет, коммунизм — не более чем утопия.

Как известно, 1921 год стал годом первого при советской власти голода серьезных масштабов. Киев непосредственно этот голод не коснулся. Но к "борьбе с голодом" (термин "борьба" большевики ютили куда надо и куда не нужно, пытаясь таким образом, скажем так, мобилизовать население) Киев, как и все неголодающие регионы, был вовлечен.

В частности, в начале ноября здесь остановился санитарный поезд, которым везли около шестисот детей из Поволжья в Винницу. В Киеве пассажирам этого поезда помогли продуктами, а двадцать слабых детей сняли с поезда и разместили в киевских больницах. Всего же в Киевской области осенью этого года разместили около пяти тысяч детей из голодных краев.

Итак, 1921 год в Киеве должен был стать годом мирных свершений, побед на "трудовом фронте" и других достижений социализма — но реальность оказалась далеко не такой радужной, как большевики запланировали. На то были объективные причины – после бурных событий прошлых четырех лет сразу достичь процветания было невозможно в принципе. В то же время и методы, которыми действовала новая власть — первые шаги того, что позже назовут "административно-командной системой", были не наиболее эффективными.

Следует отметить, что еще весной того же 1921 года советское руководство признало этот факт и объявило о "временном тактическом отступлении", которое стало известно как нэп: были допущены рыночные отношения, определенная свобода торговли и т.д. В Киеве, как и в других частях тогдашнего советского пространства, вскоре это дало эффект — экономика "заработала", стабилизировалось денежное обращение, была практически преодолена инфляция — но это было делом следующих лет.