Евгений Дикий: Станция "Академик Вернадский" протянет еще 15-20 лет, надо строить новые корпуса
"ДС" поговорила с директором Национального антарктического научного центра Евгением Диким об изменениях климата в Антарктиде, планах по модернизации станции "Академик Вернадский", а также проблемах и потребностях современной украинской науки
"ДС": Ученые во всем мире не прекращают говорить об изменениях климата. Чувствуют ли их последствия украинские полярники на станции "Академик Вернадский"? Что будет с Антарктидой через 50 или 100 лет?
Е.Д. Мы чувствуем в Антарктиде изменения климата на всех уровнях, начиная от приборов и заканчивая бытом. За последние четверть века, которые станция является украинской, изменилось многое. Начнем с приборов: среднегодовая температура выросла на три градуса. Это может не поражать, потому что у нас за день сейчас перепады бывают большие, но если речь идет именно о средней годовой температуре, то три градуса Цельсия — это разница между Украиной и Скандинавией. Представьте себе, что за поколение Норвегия или Швеция потеплели до Украины. Это тот темп потепления, который наблюдается на станции "Вернадский".
А если не по приборам, то начнем с пингвинов. На момент, когда станцию взяли у британцев, нашим соседом были адельки. Пингвины Адели — это маленькие пингвины, очень "мультяшные", черно-белые. Так вот их сейчас почти нет. Сейчас, чтобы увидеть пингвинов Адели, мне пришлось делать несколько километров морем на другие острова, и там две последние колонии еще как-то доживают. Потому что это холодолюбивый вид. Он отступает на юг. Напоминаю, что у нас там, чем южнее, тем холоднее: направление на Южный полюс. Адели отступают, на их место заселились в немереных количествах пингвины Дженту, значительно больше по размеру. Но второе название пингвина Дженту — субантарктический пингвин. Название "суб" о многом говорит. Когда этот вид описывали, в Антарктиде его не было, он был на гораздо более теплых островах, прилегающих к Антарктиде. За 25 лет этот вид примерно на 300-400 километров продвинулся на юг.
Как можно увидеть и услышать глобальное потепление? XXIV экспедиция (2019-2020 гг. — Ред.) открыла ледяную пещеру, это очень красиво, но на самом деле это огромный объем воды, который растаял с ледника. И пещеру нашли не потому, что впервые туда полезли. Это ближайший ледник к станции, мы его мониторим каждый год. То, что раньше эта пещера не была описана, означает, что она образовалась за несколько последних лет, а год назад в ней, наконец, появилось отверстие, чтобы можно было снаружи увидеть. То есть можно увидеть, сколько воды растаяло с этого ледника. А еще можно буквально слышать, как тает Антарктида. В Антарктиде вообще очень тихо, нет привычных нам антропогенных звуков, понимаешь, что такое настоящая тишина. И вдруг посреди этой тишины звуки, похожие на взрывы, — это очередной кусок льда размером с двухэтажный домик откололся, упал в океан и поплыл. Раз в 2-3 часа так падают.
Через 50 лет Антарктида еще принципиально не изменится, она будет похожа на ту, что сейчас, но приморские прибрежные районы станут гораздо зеленее. Если сейчас почти вся Антарктида — это лед и голые камни, то на субантарктические острова птицы приносят на лапках семена и появляется мох, трава. Также будет распространяться цветение снега. У нас на станции недавно делали красивые фотографии красного снега, теперь это явление из редкого становится ежегодным. Это тоже одно из проявлений потепления. Скоро новости "откололся айсберг с полштата Нью-Йорк" больше не будут сенсацией, это будет рутина. На самом деле глобальное потепление в Антарктиде, Гренландии — это не локальное явление. Просто там оно происходит быстрее, чем на остальной планете. Арктика и Антарктика просто предупреждают человечество, что это идет на все территории, включая наши.
"ДС" Научно-техническая база украинской станции не лучшая в мире, но станции каких стран она все же превосходит по своим мощностям?
Е.Д. Нам на самом деле вообще не стыдно. Просто равняться с, например, США, где годовой бюджет полярной программы 600 млн долларов, или французами, у которых 240 млн евро, не приходится. Круче нас — США, Франция, Великобритания, Италия, Бельгия, Германия. А со всеми остальными мы по меньшей мере сопоставимы, на уровне. У кого-то одно направление лучше развито, у кого — другое. С Центральной Европой мы точно можем уверенно соревноваться. У нас сейчас лучше, чем у поляков, чехов. У чехов есть очень сильные направления, но не все. Это пока один уровень. Турки пока у нас учатся, а не мы у них. Есть интересный парадокс: сегодня и лучшая геомагнитная обсерватория, и лучшая метеостанция украинцев находятся не в Украине, а в Антарктиде.
"ДС" Для того чтобы попасть на станцию, нужно заполнить индивидуальную анкету. Каковы должны быть образование и предыдущий опыт работы, чтобы шансы попасть на станцию увеличились?
Е.Д. Чем больше опыт работы, тем лучше. Смотря на что вы рассчитываете. Это 12 вакансий. Если вы подаете документы на метеоролога, то, конечно, нас интересует ваш опыт работы как метеоролога. А если на дизелиста, то, конечно, нас интересует ваш опыт работы дизелистом, а не метеорологом. Примерно половина желающих отсеиваются еще на первой стадии этой анкеты. Потому что половину составляют люди, которым просто очень интересно попасть в Антарктиду, но, к сожалению, они не владеют ни одной из запрашиваемых специальностей. При всем уважении к романтике их чувств, это все же именно работа и ей нужно соответствовать, как и на любой другой должности.
"ДС" Раньше вы говорили, что последний раз зарплаты на станции поднимали в 2000 году...
Е.Д. К сентябрю прошлого года, тогда произошел прорыв. Впервые после 2000-го премьер Шмыгаль подписал изменения в постановление, регулирующее обеспечение работников на станции "Академик Вернадский", и теперь, наконец, оно стало достаточно рыночно-конкурентным, достойным. 54000 гривень на руки уже чистыми.
"ДС": Как вы оцениваете отношение украинской власти к науке? Насколько достаточным является финансирование и поддержка реализации проектов?
Е.Д. Недостаточно всегда, но может быть просто немного недостаточно, а может быть вообще "ни о чем". Если мы говорим не об Антарктическом центре и полярной программе, а науке в целом в стране, то нынешнее финансирование не соответствует даже минимальным требованиям, это "ниже плинтуса". Поэтому на этом фоне лично я как директор не жалуюсь на жизнь. На фоне большинства коллег как раз Антарктида и станция "Вернадский" не обижены. Даже наоборот. В 2020-2021 годах на операционные нужды нам дали вполне достаточно. Спасибо Минфину за понимание, мы с ними каждую копейку обосновывали, объясняли, для чего нам нужно, и были услышаны. Есть пока одно досадное исключение — это капиталка: на ремонт и модернизацию станции. По нашему закону, операционные и капитальные расходы — совершенно разные статьи бюджета. В прошлом году нам дали и операционные, и капитальные, а на 2021-й, мотивируя ковидом и другими вещами, операционные дали, а капиталку пока не дали. Но мы попробуем отработать это с депутатами, объяснить, что нельзя ставить на паузу уже начатую модернизацию станции, ее следует за два года завершить.
Но остальное нас вполне удовлетворяет, чего не скажешь об общем состоянии науки в Украине. В целом же происходит двойной ужас. С одной стороны, забавная сумма общего финансирования: 9,2 млрд гривень в этом году на все финансирование науки. Для сравнения: 98,3 млрд МВД. В полицию в десять раз больше, чем на все виды наук. Я думаю, это очень много говорит о состоянии общества и о его перспективах, с таким продвижением науки перспектива — это Сомали. Но надо быть откровенным: просто увеличение финансирования науки не факт, что даст пропорциональное увеличение результатов. Потому что у нас есть две проблемы в одной: ужасное недофинансирование науки и неэффективное использование даже тех мелких средств, которые сейчас есть. Когда Оксана Маркарова была министром финансов, на одном из публичных мероприятий она сделала селфи со мной и с Владимиром Вятровичем, который тогда руководил Украинским институтом национальной памяти, и озвучила важную фразу: "Этим двум институтам я всегда деньги найду, я вижу, на что они их тратят". И это правильный подход. На самом деле даже эти копейки можно было бы тратить гораздо эффективнее. Но нет эффективных и прозрачных критериев, каких исследователей финансировать, а кому отказывать. 1/10 от финансирования полиции "размазывается ровным слоем" на 137 институтов Национальной академии наук, еще 4 отраслевых академии с несколькими десятками институтов в каждой, и на все университеты. 137 украинских статей в год не выходит в приличных международных журналах, то есть даже не каждый институт дает хотя бы одну весомую статью в год. Если увеличивать финансирование науки, то одновременно с изменением распределения этих средств.
"ДС" Национальная академия наук в 2020 году получила нового президента. Изменилось ли сотрудничество НАН и Антарктического центра в связи с этим?
Е.Д. Наше сотрудничество и до того было, мы же не с Патоном работали (экс-глава НАН Борис Патон умер в августе 2020-го в 101-летнем возрасте. — Ред.), а с конкретными институтами, где есть конкретные живые люди, лаборатории. На всю академию наук где-то около 70 команд, которые реально работают, но это моя субъективная оценка, без подробного наукометрического анализа.
Что касается Загороднего (70-летний Анатолий Загородний, новый президент НАН. — Ред.), мы общались уже с ним лично. Как человек производит очень хорошее впечатление, компетентный, порядочный, вопросов нет. Вопрос в том, а насколько он способен сдвинуть эту самоуправляемую и очень заскорузлую махину? При всем уважении к Загороднему (это не фигура речи, я его действительно очень уважаю), но не произошло смены поколения. Я понимаю, что после 100-летнего Патона 70-летний Загородний воспринимается в рамках академии как молодой, но на самом деле, если бы речь шла о том, что нужно что-то серьезно реформировать, то извините, но это должны делать люди 40-50 лет, а это почти потерянное поколение в украинской науке. Это поколение почти все или выехало, или перешло в бизнес.
Я положительно воспринимаю шаги Загороднего, его попытки реформировать академию, но я скептик в том, что ему это удастся. Мне кажется, чтобы это реформирование удалось, оно должно идти извне, а так, когда академия является самоуправляемой и очень демократичной, то трудно, соответственно, заставить реформироваться людей, которые пострадают от реформ. Фактически надо заставить 70-летних директоров институтов уступить все свои права, возможности, привилегии, и вместо себя пустить 30-40-летних молодых ученых с нормальным английским, опытом обучения или работы за рубежом и тому подобное. А кто у нас добровольно кресло оставляет?
Я больше верю, что НАНУ все же когда-то доиграется до внешнего реформирования, но здесь дисклеймер: под внешним реформированием я никоим образом не имею в виду дерибан имущества Академии, а здесь уже, кажется, первые ласточки есть. Последняя попытка МВД отобрать корпуса Института физиологии им. Богомольца — это оно. Патон умер, они решили, что вместе с ним умерла Академия, и все — можно давать старт большому дерибану. Если дать помещение института Богомольца полиции, дальше понесется, заберут сначала все сооружения в центре Киева, потом все земельные участки и тому подобное. Перед тем, как начинать реформирование, нужно законодательно гарантировать, что не менее 10 лет вообще ни один квадратный метр не может быть отчужден. Единственной заслугой Патона за последние 20 лет можно считать то, что он сдерживал дерибан имущества. К сожалению, это единственная заслуга и заплачено за нее очень дорого: полной стагнацией и потерей двух поколений ученых. Но было бы очень обидно теперь даже это потерять.
"ДС" Какие у Антарктического центра сейчас еще потребности?
Е.Д. Надо разделять, мы говорим о потребностях или о потребностях и мечтах? Потребности — это завершить модернизацию, мы достаточно успешно ее начали, дальше COVID нам наломал логистику, поставил несколько на паузу. В общем нам надо еще два года, этот и следующий, чтобы выделяли еще, кроме операционных средств, средства на капиталку. За два года мы завершим модернизацию станции, которая давно назрела, — ведь не забывайте, мы говорим о 25 годах, которые она в украинских руках. Британцы же отдавали ее новенькую. Это сооружение 70-х годов, последняя модернизация — в конце 80-х, и то — заменялись далеко не все системы.
На самом деле за то, что станция еще жива и пригодна к модернизации, — за это большой респект нашим зимовщикам, которые своими руками постоянно что-то чинили, поддерживали, потому что базово, по расчетам, оно столько жить не могло. Когда компания Volvo узнала, что у нас в работе еще их дизельные генераторы 1980 года, они спрашивали, сколько бы стоило один из них вывезти в музей компании. Потому что дизельгенератор, который проработал 40 лет в Антарктиде... На самом деле так не должно быть. Это означает, что он очень качественный и очень бережно к нему относились.
Сейчас мы заменяем все системы обеспечения, но это действительно критическая потребность, которую мы готовы отстаивать и объяснять. Дальше начинаются уже разговоры о будущем и о развитии. Какую бы модернизацию мы сейчас не провели, все же ресурс станции не вечен. Напоминаю, постройки 70-х, в антарктическом климате, который еще и быстро меняется, поэтому как бы мы сейчас классно не поработали, но это на 15-20 лет максимум. Это не мало, но за это время надо думать о "Вернадском-2". Чтобы через 10 лет начинать рядом строить новые корпуса, уже по технологиям XXI века. Мы говорим не о второй станцию, а о втором корпусе этой станции. Этот корпус даже после модернизации не вечен. Вообще корпуса, где мы сейчас работаем, не первые, первые — 47-го года, но они сейчас музейные экспонаты, мы туда водим туристов. То есть британцы их использовали на полную, а дальше не страдали от их реконструкцией, а просто рядом построили новую станцию, потому что разница технологий 47-го и 70-го уже была очень существенной. Мы сейчас еще живем на этой станции 70-х, но реально надо думать уже о "Вернадском-2035-2040", чтобы на это время уже построить современные конструкции и туда перейти. И нынешняя станция тогда уже станет музеем, а все исследования будут продолжены. На самом деле самое ценное для науки, что есть на "Вернадском", — это самые длинные ряды наблюдений. Непрерывные ряды, которые повторялись из года в год, по одним и тем же методикам, с одинаковой погрешностью. Климат, озоновый слой, магнитные поля, ионосферы — это требует не одноразовых, пусть и очень "крутых" "измерений, а именно ежедневной рутины, но точной и выверенной. Поэтому речь идет не о новой станции, а о новых корпусах, которые позволят продолжить все, что делается.
Если мы переходим к мечтам, то Антарктида — очень разная, и на самом деле очень отличается западная и восточная Антарктика. Восточная — это, можно сказать, Марс: зимой -80, летом -30. Очень сухо. Западная, где стоит "Вернадский", зимой -30, летом около нуля, колебания от -5 до +5. Плюс очень влажно, ведь стоим на море, влажность порядка 100% весь год. Около 270 дней в году что-то падает на голову: или снег, или мокрый снег, или ледяной дождь. С одной стороны, рай для биологов, так как жизнь в близлежащем океане бурлит и кипит, но с точки зрения физиков и астрономов, у нас там условия далеко не идеальны. А вот восточная Антарктида раз для них гораздо ценнее, потому полноценные полярные программы включают две станции — по одной в восточной и западной Антарктике, и одно судно, которое их обслуживает. А если совсем красиво — должен быть хоть один пункт базирования в Арктике также для биполярных сравнительных исследований. Самой открытой для этого есть Норвегия с архипелагом Свальбард (Шпицберген), там есть научные станции около 20 стран, но мы еще как следует туда не зашли. Хотя первые совместные исследования в коллаборации с норвежцами уже там ведутся несколько лет радиоастрономическим институтом НАНУ при поддержке НАНЦ.
Идеальная украинская полярная программа: "Академик Вернадский" как основная база в Антарктиде, меньше база в восточной Антарктиде (хотя бы летняя, если не круглогодичная), база на Свальбарде в Арктике и одно судно ледового класса, которое обслуживает все эти базы. Это не просто мои фантазии, так построена не одна полярная программа, в частности, я бы считал лучшим образцом программу Южной Кореи, похоже построены китайская, итальянская и польская программы.
"ДС": Как вы относитесь к антарктическому туризму? Могла бы Украина зарабатывать значительные деньги на нем?
Е.Д. Конечно, очень хорошо отношусь, но, к сожалению, сейчас он вполне поставлен на паузу через COVID-19. Перед ковидом там уже работали две яхты под флагом Украины одной из киевских туристических компаний. Рынок туристических услуг в Антарктиде после ковида вновь станет очень перспективным и это поле для работы украинских компаний. Это не государственное дело, а бизнеса, но мы с радостью поможем, проконсультируем.
Кстати, о бизнесе. Почему мы мало вспоминаем, что вообще полноценные круглогодичные станции есть только у 30 стран, и Украина — одна из них, а стран, которые ведут в Антарктике успешную коммерческую рыбалку, — еще меньше. В общем около 20, но, например, антарктического криля, который считается одним из самым перспективных биоресурсов на планете, ловят и перерабатывают пока только 5 стран, и Украина — также одна из них.
"ДС" Сколько женщин в настоящее время работают на станции?
Е.Д. Сейчас на станции три женщины. Одна из них — геофизик Анна Соина, завершает зимовать, у нее уже 11-й месяц на станции, а две заехали в начале февраля в сезонном отряде — это Оксана Иванига, специалист по озону, и повар Елена Лещенко. И еще в Чили на карантине в ожидании следующего рейса на станцию метеоролог, биолог и сотрудница НАНЦ.
В состав следующей XXVI экспедиции по конкурсу прошла одна женщина, биолог Оксана Савенко, которая уже зимовала в составе XXIV экспедиции. Она пойдет на рекорд — станет первой женщиной, которая зимовала дважды. Такого еще не было. Она только сообщила, что у нее успешно состоялась предзащита кандидатской диссертации в Академии наук, а из этого следует, что защита у нее, скорее всего, будет по Zoom со станции.
"ДС" Многие организации и мировые ведомства устанавливают квоту на количество женщин в своих рядах. Возможно ли такое на украинской антарктической станции в будущем?
Е.Д. Здесь я не большой сторонник гендерных квот. Я все же за то, что равенство — это равенство. Пока у нас количество женщин, которые прошли по конкурсу, примерно такое же, как процент поданных женщинами заявок из общего числа заявителей. Пока женщины заявок подают значительно меньше мужчин и где-то в такой пропорции примерно и проходят. Надеюсь, в дальнейшем просто чаще будут подаваться.