Нобелевская премия по экономике. Инструкция по разделке неубитых медведей
Как разделить торт между двумя людьми, чтобы оба остались довольны? Одному поручить разрезать торт, а другой пусть первым выберет свой кусок. Первый постарается разделить кондитерское изделие идеально поровну, чтобы партнеру не досталась лучшая доля.
Эта и подобные ей нехитрые задачки на смекалку лежат в основе теории игр, которую современные экономисты-неоклассики используют для построения моделей. Количество действующих лиц там, как правило, ограничено, и предполагается, что все они действуют эгоистично и рационально, предсказуемо реагируя на заранее известные стимулы, поощрения и санкции. Контекст, как правило, выносится за скобки — речь о "сферических тортах в вакууме".
Звучит не очень вдохновляюще, но, перефразируя классика менеджмента, "других экономистов у меня для вас нет". По крайней мере на протяжении всей истории существования Нобелевской премии по экономике, учрежденной в 1968 г., именно такова экономическая ортодоксия. Несмотря на то что экономика не входит в список дисциплин из завещания Альфреда Нобеля, премию "имени Нобеля" учредил шведский Риксбанк в честь собственного трехсотлетия. С тех пор она наряду с литературной премией и премией мира стала наиболее медийной из всех Нобелевских: точные науки, о развитии которых заботился шведский промышленник, не получают такого внимания, как гуманитарные (да простят нас те экономисты, которые считают, что тоже занимаются точной наукой).
Несмотря на очень косвенное отношение собственно к Нобелю, премия стала самой престижной наградой в экономической науке, а по лауреатам можно судить о состоянии дел не только в мейнстриме экономической теории на сегодняшний день, но и (как и с премией мира и премией по литературе) о политической конъюнктуре — "что сейчас модно носить".
Кулуарные игры
В этом году одним из наиболее вероятных кандидатов на премию до последнего считали Пола Ромера, который этим летом стал главным экономистом Всемирного банка. Ромер знаменит разработкой теории эндогенного экономического роста (если упростить, то такого, который зависит от внутренних факторов).
В господствовавшей ранее ортодоксии факторы экономического роста — технический прогресс или норма сбережений — были вынесены за скобки, являлись экзогенными (внешними) и никак не объяснялись. Ромер попытался вписать факторы, определяющие экономический рост, в модель, сделать их эндогенными.
Главными такими факторами он считал технологические инновации и развитие "человеческого капитала". Отсюда следует несколько политических выводов: с одной стороны, экономический рост замедляется там, где защищают старые отрасли и не дают развернуться инновационному креативу; с другой — инновации будут только там, где их поощряют субсидированием науки и образования.
Сама теория была раскритикована за неспособность объяснить разницу в динамике доходов между развитыми и развивающимися экономиками, а Пол Кругман (который своего "Нобеля" уже получил) заявил, что слишком много в ней построено на предположениях "о том, как неизмеримые вещи влияют на другие неизмеримые вещи". Главное же, однако, это не сама теория, а политический сигнал, посылаемый решением комитета в Швеции. Ромер премии так и не дождался, хотя его коллеги на радостях даже заранее выпустили пресс-релиз о его победе: пришлось извиняться и новость с сайта снимать.
Другим претендентом считался Оливье Бланшар, работавший в МВФ главным экономистом с 2008 по 2015 гг. Украинцам он запомнился главным образом поддержкой непопулярной пенсионной реформы в нашей стране, но в целом именно он ответственен за переход МВФ с неолиберальных на кейнсианские позиции, которые это ведомство занимает на сегодняшний день. Он является горячим сторонником кейнсианского стимулирования экономики, выступая против политики бюджетной экономии, которая у нас до сих пор воспринимается как писк экономической моды. Более того, центральной проблемой сегодняшней экономики Бланшар считает рост общественного неравенства — совсем как активисты движения Occupy Wall Street, выступавшие против политики того же МВФ. Однако и ему премия не досталась.
В венках лавра
Лауреатами стали британец Оливер Харт и финн Бенгт Хольмстрём. Оба они трудоустроены в скромном пригороде Бостона, хоть и в разных учреждениях: одному платит зарплату Гарвардский университет, другому — Массачусетский технологический институт. Прибавкой к скромному профессорскому жалованию им станет 8 млн шведских крон (около 830 тыс. евро) на двоих. Как разделить этот приз наиболее эффективно, они, видимо, знают лучше других: именно за разработки в этой области ученым дали премию.
Согласно официальной формулировке Харт и Хольмстрём заслужили награду своим "вкладом в теорию контрактов". Эта теория, разработанная главным образом в 1970—1980-х гг., поставила под сомнение простую истину, являющуюся до сих пор непреложной для многих государственных и корпоративных менеджеров в Украине: размер вознаграждения работника должен соответствовать плодам его труда, непосредственно данным начальству в ощущениях под конец отчетного периода. Что здесь не так?
Начать стоит издалека. Трудовой договор, как и многие другие типы контрактов, омрачен двумя факторами: конфликтом интересов и неравным доступом к информации. Наемный работник имеет собственный интерес, который на практике часто диктует ему действия, противоречащие интересам нанимателя. Кроме того, у начальства нет всей полноты информации о действиях подчиненного, позволившей бы ему компетентно оценить работу последнего.
Отсюда изначальная идея увязывать вознаграждение с результатом, вместо того чтобы платить фиксированную сумму. Аналогичным образом строятся и отношения, например, между страховой компанией и ее клиентами: покупатель полиса, сулящего щедрую компенсацию за сгоревший дом, может спокойно расслабиться и в кои-то веки закурить в постели. И страховая компания не в состоянии проконтролировать, произошел ли пожар вследствие неосторожного обращения со спичками или из-за короткого замыкания, когда никого не было дома. Поэтому в реальности большинство страховых полисов не такие щедрые, как это показывают в детективах. Если страховка не полностью покрывает весь ущерб, это стимулирует человека самостоятельно прикладывать усилия к тому, чтобы страховой случай все же не наступил.
Но загвоздка в том, как именно определить критерии добросовестности работника или держателя полиса, ведь достоверно знать, что делал менеджер среднего звена в своем офисе с девяти до шести, невозможно, даже если проконтролировать, что он не задержался на обеде и не ушел домой раньше времени. Можно платить ему пропорционально прибыли, полученной компанией, но прибыль может расти во время общего экономического подъема даже при ленивом менеджере и падать во время кризиса, как бы хорош он ни был. Соответственно, требуются более тонкие настройки: например, хотя бы сравнивать динамику прибыльности своей компании с другими участниками рынка.
Более того, на уровень трудолюбия влияет не только зарплата, но и нематериальные факторы, например, перспективы карьерного роста. По очевидным причинам эта мотивация актуальна для молодых работников, которые могут трудиться не щадя живота своего, рассчитывая на повышение, тогда как работники предпенсионного возраста не видят смысла работать больше, чем им платят, — ведь других стимулов у них нет. Схожим образом строится и логика отношений между политиками и избирателями.
Из того же разряда и проблема бонусов для топ-менеджмента. Если за демонстрацию немедленных впечатляющих финансовых результатов обещана астрономическая годовая премия, то можете смело ожидать, что через несколько фантастически успешных лет вашу компанию постигнет нечто напоминающее крах Уолл-Стрит в 2008 г. — логика краткосрочной выгоды неумолима. Если же систему бонусов ориентировать на более долгосрочные результаты, то и поведение менеджеров будет более осмотрительным.
Если приблизиться к реальной жизни еще на полшага, станет ясно, что на практике ничья экономическая деятельность не сводится к выполнению одной-единственной задачи. Некоторые виды работы легче измерить, чем другие, и если вознаграждение напрямую зависит от этого измерения, то и приоритеты в работе будут выстроены соответствующим образом.
Например, когда в СССР план составлялся в натуральном измерении — тоннаж металлопродукции, то заводы сосредоточивались на производстве крупногабаритных изделий, отказываясь выпускать нерентабельные, но необходимые контрагентам гайки с болтами. Если финансирование школ поставлено в зависимость от результатов выпускников на ВНО, то не стоит удивляться, что школьников обучают исключительно тому, как пройти тестирование.
В таких ситуациях Хольмстрём еще в конце 1970-х рекомендовал ослабить систему поощрения. Фиксированная зарплатная ставка, не зависящая от выполнения тех или иных отдельных показателей, обеспечит более равномерное распределение усилий между приоритетными и менее заметными, но тоже важными задачами.
Что делать, если предмет контракта предусматривает наличие деталей, которые в контракте прописать невозможно? Проблемой неполных контрактов занимался Оливер Харт в середине 1980-х. Согласно его модели, если в контракте невозможно прописать действия сторон на каждый непредвиденный случай, следует зафиксировать, кто имеет право решающего голоса, когда стороны не могут прийти к согласию. Такое приоритетное право принятия решений может служить альтернативой материальному вознаграждению.
Если предметом контракта является техническая инновация, кому должны принадлежать имущественные права на ее плоды? По мнению Харта, изобретатель как наиболее уязвимая перед "кидком" сторона должен получить в контракте право собственности на мощности по производству и распространению своего будущего изобретения. Тем самым переговорные позиции сторон выравниваются.
Типичная для украинской экономики ситуация: управленец уводит в тень прибыль компании, оставляя собственника ни с чем. В идеале ему бы самому стать собственником и управлять компанией по своему разумению, но, чтобы купить фирму, требуется помощь сторонних инвесторов. А какие инвесторы согласятся вкладывать в предприятие, где вся прибыль может уплывать от них в тень? Один из вариантов — договориться о фиксированных платежах инвестору вне зависимости от финансовых показателей компании, с правом собственности на нее в качестве залога. На самом деле так и работает в большинстве случаев банковское кредитование, а теория неполных контрактов просто объясняет, почему.
Еще одна сфера применения теоретических разработок Харта — животрепещущий вопрос о том, где провести водораздел между частным и публичным секторами. Согласно либеральной ортодоксии аутсорсинг функций предоставления публичных услуг (школы, больницы и т. д.) частным инвесторам, коммерциализация публичной сферы это однозначно благое дело. Ведь ожидания прибыли будут мотивировать капиталиста делать инвестиции в дальнейшее развитие вверенного ему объекта, тогда как если объект в государственной собственности, то мотива получения прибыли нет, а значит, и инвестиций из бюджета не дождешься. Но из статьи, опубликованной Хартом с соавторами в 1997 г., явствует, что, как правило, в таких случаях сокращение расходов сулит предпринимателю большую отдачу, чем инвестиции в качество предоставляемых услуг.
Харт в своей статье особое внимание уделил частным тюрьмам как примеру неэффективности приватизации общественных функций. Девять лет спустя, в августе этого года, Минюст США объявил, что через пять лет в стране не останется ни одной частной тюрьмы, действующие ныне контракты продлевать не будут. "Они не дают значительной экономии расходов и не обеспечивают такого же уровня безопасности", — объяснила заместитель генпрокурора Салли Йейтс.
Скорее всего, чиновники, принимавшие это решение, не читали статью Харта, а опирались на эмпирические данные. Но для экономических теоретиков, чьи модели в массе своей безнадежно далеки от реальной жизни, это, безусловно, отрадный факт, подтверждающий их нужность. За это и Нобелевку не жалко выдать.
