Поцелуй Зеленского. Как Путин будет доказывать Байдену, что он - (не) киллер

Во время встречи тет-а-тет в декабре 2019 года Владимир Зеленский заразил Владимира Путина. Через рукопожатие, поцелуй или заглядывание в бездну глаз – науке неизвестно. Но определенно заразил.

Инфицирование оставалось незаметным вплоть до 18 марта ввиду феноменально долгого инкубационного периода. Но вчера, наконец, хайповирус дал о себе знать во всей красе. Клиническая картина украинцам хорошо знакома: пренебрежение этикетом и правилами политической коммуникации в угоду стремлению сорвать аплодисменты. Разница, правда, в масштабах хайпа – Зеленский звал Порошенко дебатировать real-time на стадион, Путин же предложил Байдену теледуэль в прямом эфире. Принцип, однако, все тот же: на миру и смерть красна – причем неважно, чья. Впрочем, имеется и куда более существенное отличие: не в пример Зеленскому, Путин сейчас не владеет инициативой: он, подобно Петру Порошенко в предвыборной гонке 2019-го, вынужден реагировать.

И эта отчаянная нужда, что называется, диктует отчаянные ходы. Даром что Байден всего лишь утвердительно мугыкнул на вопрос ведущего американского телешоу, является ли, по его мнению, Путин "killer-ом". Без конкретизации, как это трактовать – убийца, гангстер или неприятный в общении человек. Мир эту двусмысленность проигнорировал, сосредоточившись на самом очевидном значении. Соответствовало ли это плану команды Байдена изначально – неважно. Важно то, что постфактум только этот вариант был оставлен в информационных потоках (как сказала пресс-секретарь Белого дома Джен Псаки, президент не сожалеет о своих словах). Тем самым Москве не оставили возможности сохранить лицо без поднятия градуса отношений.

Но ответ из Кремля оказался гротескно-невнятным. Отзыв посла для консультаций – впервые в советско-российской практике – стал яркой демонстрацией недовольства. Детская отговорка "Кто обзывается – сам так и называется" – забавным проявлением детской обиды, особенно на фоне нелепой попытки расширить контекст историческим экскурсом в геноцид коренных американцев и "ненужные" ядерные бомбардировки японских городов. Пожелание Байдену доброго здоровья – для умеющих считывать контекст – выглядело, меж тем, плохо завуалированной угрозой. Вызов на дебаты (причем сегодня – на завтра-послезавтра) – бессмысленной бравадой.

Этот треугольник реакций – одновременно жесткая (отзыв посла), мягкая (проекция детства) и воинственно-примиренческая (дебаты есть разновидность диалога) – свидетельствует о явной растерянности. А подобного с Владимиром Владимировичем не случалось уже давно.

Радоваться здесь, впрочем, нечему. Потому что период растерянности у Кремля всегда относительно недолог и сменяем временем "активных мероприятий". А нынешние обстоятельства дают неплохое представление о векторе этой активности. Рассмотрим их.

Первое. В своей внешней политике Джо Байден, как ни парадоксально, руководствуется лозунгом своего предшественника. В силу очевидных причин "Make America Great Again" не является официальной установкой, но курс на возвращение к активной роли "вождя свободного мира", выход из "блестящей изоляции", возрождение интереса к многосторонним форматам партнерства и союзничества, а также – где это уместно – возврат к ценностному подходу подразумевают именно это. И, как следствие, курс на сдерживание амбиций Пекина и возмездие Москве ведут к дальнейшему похолоданию отношений с ними. Причем стремительному. Весьма примечательно, что на фоне ссоры с Россией произошел обмен шпильками и с КНР: в Анкоридже ее министр иностранных дел Ян Цзечи заявил госсекретарю Энтони Блинкену: "вы не имеете права говорить перед Китаем, что вы начинаете с позиции силы разговаривать с Китаем!"

Иными словами, байденово де-факто "иду на вы" ведет как раз к тому, чего Вашингтон всеми силами старался избегать в прошлом: к вынужденному углублению партнерства (вплоть до расширения союзничества – впрочем, без его формализации) между Китаем и РФ.

Второе. Россия сейчас является фактическим банкротом или почти банкротом – культурным, экономическим, технологическим и цивилизационным. В этих условиях ей нечего противопоставить ни американской заявке на гегемонию, ни китайским претензиям на патронат. Нечего – кроме угроз, блефа и подкупа. Российское руководство в совершенстве овладело мастерством продавать страх, коррумпировать иностранные элиты и извлекать выгоду из (порой инспирированных им же) ссор. Конфликты в Грузии, Украине, Карабахе, Сирии, Ливии, вакционная война – тому свидетельства. В условиях едва ли не еженедельной "штамповки" Вашингтоном антироссийских санкций – и склонения к их поддержке ЕС – Москва, очевидно, будет отвечать тем, что хорошо умеет. Вряд ли Кремль сможет выжать что-то для себя полезное из сирийского и ливийского конфликтов, а условные Чад и ЦАР имеют слишком небольшой дестабилизационный для Европы потенциал. Иное дело – Украина. Тем более что и формальный повод имеется – увеличение Конгрессом ассигнований на укрепление нашей обороны. Такие действия в российской внешнеполитической парадигме трактуются как угроза, требующая ответа. То есть, активной защиты. К слову, российская пропаганда уже пару недель как приступила к новому витку раскрутки этого сюжета.

Третье. Будущее вариативно, и среди потенциальных сценариев развития нынешней ситуации нельзя исключить в среднесрочной перспективе такого, при котором во избежание глобального кризиса и с целью не допустить формализации российско-китайского альянса Вашингтон изберет меньшее зло, соглашаясь на дрейф Украины назад к Москве. Причем речь не обязательно идет о восстановлении "младшебратского" статус-кво – можно "встретиться посередине", заморозив конфликт на Донбассе и согласившись не соглашаться по крымскому вопросу. В конце концов, чтобы этого достичь, достаточно прислушаться к гласу народа. Который, как известно, есть глас божий, даром что им несложно манипулировать. Чтобы такой сценарий не стал актуальным, Киеву нужно перестать растрачивать время и ресурсы на то, чем администрация Зеленского самоотверженно занимается уже без малого два года – игру в имитацию. Последствия которой, к слову, красочно описаны Хансом Кристианом Андерсеном в сказке "Новое платье короля".