Гибридная гегемония. Какой мир строит Вашингтон
Любопытная тактика, которую американцы сегодня применяют в Венесуэле, - "гуманитарное давление" на грани интервенции при широком использовании региональных союзников (в Сирии она пока не очень действует, разве что вокруг курдов, из-за низкой боеготовности стран Лиги арабских государств) - заставляет задуматься о причинах таких маневров.
Альтерглобалист Трамп
Вероятно, дело в том, что состояние и содержание глобальной политики вновь очень быстро меняется. Сравните хоть с 1970-ми, хоть с 2000-ми, ведь в эти эпохи существовал ясно выраженный мировой порядок. Сначала - биполярный США/СССР, а затем так называемая "Мальто-Мадридская модель", то есть разные формы гегемонии единственной сверхдержавы. Теперь же - причем, кстати, вовсе не с момента прихода к власти в США Дональда Трампа, а с начала 2010-х годов, когда в ход пошло выражение "офшорная гегемония" (первым его лет пять назад применил обозреватель NYT Росс Доуcэт), мы живем в условиях видоизменяющейся "гибридной" гегемонии Америки. В чем это проявляется?
Отметим, что с начала своего срока Барак Обама действовал подобно Биллу Клинтону: он восстановил коллективное принятие решений внутри западного мира, однако впоследствии все больше тяготел к "прохладной" внешнеполитической философии времен Джорджа Буша-старшего (и его советника по национальной безопасности Брента Скоукрофта). А она состояла в достаточности тех или иных мер. Скажем, как первая война в Заливе, - пришел, увидел, победил и ушел.
Между тем эта концепция "удаленной гегемонии" начала сталкиваться с тем, что прозападные элиты в развивающихся странах и государствах периферии Запада (наиболее яркими примерами здесь выступают как раз Ливия, Сирия, Украина) считали и считают такую политику недостаточной. Причем для безопасности самих США. И в их позиции есть определенная правота - первая война в Заливе осуществлялась в условиях "нового мышления", без противодействия вошедшего в кризис второго - советского - полюса. Что касается Ливии при Обаме, то вот как раз уходить оттуда быстро и не стоило. Как и доверять случайным попутчикам, на скорую руку рекрутированным из эмиграции и осколков режима Каддафи.
Дональд Трамп пришел к власти как поборник национальных интересов, в первую очередь - деловых, что похоже на изоляционизм, но им на самом деле не является. Причем даже в личном плане - Трамп не так наивен, чтобы разрушать свой и своих родственников транснациональный бизнес. Правда, оказалось, что мир вовсе не является таким простым, как ему представлялось. Кроме того, демократы затравили его "российским вопросом", а потом еще и вернули себе три месяца назад контроль над нижней палатой Конгресса. Поэтому внешний курс Вашингтона вновь стал видоизменяться. Причем одновременно в сторону стилистики как Рональда Рейгана, так и Джорджа Буша-младшего. То есть очень умеренного, но все же неоконсерватизма. Получится ли у него это? Ведь неоконсерватизм непросто сделать умеренным: по определению это бывший троцкизм, в ядре которого находится глобальное доминирование.
Но об этом транзите говорят и кадровые назначения. Самое красноречивое - это назначение эффективного ниспровергателя латиноамериканских и других режимов Эллиота Абрамса специальным представителем в Венесуэлу, где рушится режим замаскированного под социалиста торговца наркотиками Николаса Мадуро. На другие профильные должности тоже больше не приходят изоляционисты или "экзотические личности". Да и скамейка запасных у Трампа очень короткая - она была таковой с самого начала, а сегодня и подавно.
В регламентном отношении изменения внешнеполитического курса проявляются и в выходе из ракетного договора с РФ, мешавшего США создать ракетные базы в Юго-Восточной Азии, сдерживающие аппетиты Китая. И в усиливающемся давлении на Германию в газовом вопросе - ведь Берлин пытается усидеть на двух стульях, а в рамках развивающейся обновленной логики США лучше вообще не иметь союзника, нежели терпеть союзника ненадежного (это явный элемент "рейганизма"). Отсюда и изгибы германской риторики как правительственной, так и партийной в ХДС, в этой чувствительной для нее энергетической сфере. Фактически германскому руководству сегодня приходится говорить диаметрально противоположные вещи едва ли не каждую неделю, что выставляет его в глупом виде. Отметим, в подобное положение его не ставили ни Клинтон, ни Буш-младший, ни, тем более, Обама.
Наконец, в полный фарс превращается концепция множественной полярности, которую ряд стран активно продвигал как альтернативу или противовес американской гегемонии на разных этапах ее существования. В первую очередь Россия - примерно с середины 2000-х, как только у нее стали отрастать нефтяные когти. Но уже третий год попыток Трампа пересмотреть глобальную роль США продемонстрировал: Россию, которая отчаянно пытается стать главным мировым противником Америки, Белый дом в таком качестве не признает, ставя ее разве что ступенькой выше Ирана и Венесуэлы. В то же время Китай, с которым США жаждут соревноваться, от противостояния уклоняется (даже в агрессивной форме). Россия же по всему миру - используя действующие под крышей своих государственных ведомств частные военные компании - подбирает объедки с китайского стола. Главным образом в Африке. Хотя нарастающие проблемы в Центральной Азии могут существенно ограничить эти новомодные африканские амбиции Кремля.
Китай, в свою очередь, уже открыто переманивает из Америки корпорации высокотехнологического сектора, а также пытается опоясать планету "желтым кушаком" тесных партнерств, хотя сталкивается при этом с немалыми проблемами. По иронии судьбы эти проблемы проистекают как из жестко капиталистического подхода Пекина к размещению средств, та и из того, что Китай пухнет от денег при снижающихся темпах роста. Впрочем, об охлаждении китайской экономики пока говорить рановато. Как и о лобовом столкновении китайских интересов с американцами, в частности, в Центрально-Восточной Европе, где китайцы пытаются выстроить некое партнерство над блоками. Этот процесс идет со скрипом, но наличие в регионе таких мастеров маневра, как Виктор Орбан, который уже разместил офис форума "16+1" прямо в Будапеште, - не лишает Пекин надежд.
Украинский ракурс
Так или иначе формирование гибридной гегемонии США - совмещение интересов и ценностей, реализуемое через интервенции нового типа с минимизацией собственных ресурсов, усиление двусторонних соглашений и небольших военно-политических блоков, проекция власти, разделенной двумя партиями в округе Колумбия, - это именно тот регламент, при котором мы уже начинаем жить.
Что это сулит Украине? Усиление союза с Америкой, с одной стороны, но и большую самостоятельность - с другой.
Несмотря на отставку заместителя госсекретаря по Европе и Евразии Уэсса Митчелла, связанную главным образом с неясностью политико-партийной судьбы президента Трампа (ситуация сегодня мягко эволюционирует к возможности появления у него конкурентов в самой Республиканской партии), военно-политическое, военно-промышленное и по ряду направлений хозяйственное сотрудничество Украины и США продолжает наращиваться. Как "подсистемы" этого процесса выступают такого же рода и ритма отношения с Канадой, Израилем, Францией, Турцией и Великобританией.
В то же время расширяются экспортные рынки Украины в Индии, Китае, на Ближнем Востоке и Северной Африке. Традиционный восточный вектор - то, что еще осталось от СНГ, - по известным причинам все быстрее отходит в прошлое. И по множеству позиций - невосстановимо. К примеру, продавать валенки и старые тепловозы в полуголодный Туркменистан, даже если бы у него был свободный газ на продажу и выход в новые трубопроводы Южного Кавказа, - уже давно неактуально. Казахстан, в свою очередь, предпринимает институциональный рывок по примеру ОАЭ, и получится у Астаны или нет, пока неизвестно. Судьба Беларуси все еще решается. Узбекистан объективно далеко, хотя процессы, происходящие в нем, вызывают все больший интерес.
Россия по-прежнему представляет собой ключевой риск, главным образом из-за ускорившихся темпов внутренней деградации, борьбы кланов за сократившийся слой взимания ренты и вокруг ядерной кнопки. Качество внешних связей Москвы, как показывает интенсивность ее вовлеченности в венесуэльский кризис, тоже снизилось, ведь общеизвестно, что смысл российского вмешательства состоит не только в интересах нефтяного сектора, но и в балансе интересов внутри глобального наркокартеля.
Похоже, внутреннее и внешнее обострение как в самой России, так и вокруг нее еще некоторое время продолжит нарастать - но с системными решениями ее управляющим холдингам придется поторопиться. Дело в том, что нарастают риски прихода в Белый дом политика, гораздо более агрессивно настроенного к РФ, нежели действующий президент, причем независимо от партийных цветов.
Поэтому, думается, что если не произойдет очередной, к сожалению, характерный для новейшей украинской истории "съезд с рельс", то в ближайшее время будут доведены до ума торговые соглашения с Турцией (там фактически 90% работы сделано), с Индией и Бангладеш. На чем в ближайшем десятилетии можно и остановиться, углубляя возможности существующей системы договоров, но в первую очередь, разумеется, европейской.
Отрадно, что и в чисто политической сфере теплеют отношения Киева с Берлином и Парижем, а также (под давлением США на обе стороны) намечается конструктивный диалог с Будапештом. Стоит помнить, что в ближайшие годы гладкость продвижения Украины в НАТО (как и в ЕС) продолжит зависеть от атмосферы украинско-венгерского сотрудничества. Отчасти это и вопрос ныне ускоряющегося трубопроводного строительства в Центрально-Восточной, а также Северной Европе, да и на Черном море в этой сфере начались определенные подвижки.
Важно осознавать, что ЕС - это не только дойная корова, торговая площадка и резервуар для сброса лишних рабочих рук, но и пространство общих ценностей, стратегического консенсуса. В особенности такая интерпретация западного вектора касается именно наших соседей из числа стран регионального Вышеградского соглашения, которое в скором будущем станет неизбежно расширяться. Поэтому временем частичного возвращения к норме - или развития гибридной гегемонии США - Украине необходимо воспользоваться для того, чтобы соображать быстрее и думать "шире".
