Почему Кирилл (Гундяев) так боится Папу Римского

Во время визита Папы Римского Франциска в Стамбул был сделан очередной шаг в деле примирения западной и восточной христианских церквей - Папа подписал со Вселенским патриархом Варфоломеем новую декларацию о намерениях. Ее содержание не произвело сенсации: основной мотив документа - подтверждение всего того, что говорилось ранее о единстве, диалоге, богословских поисках, а также о примирении в горячих точках, в том числе в Украине.

Текст предыдущей декларации, подписанной всего полгода назад при встрече первоиерархов в Иерусалиме, не слишком отличается от нынешней. Однако такие символические жесты необходимы. Они не только говорят о стоящей за этими встречами громадной и кропотливой богословской работе по преодолению Великого раскола. Они приучают к мысли, что единство возможно. В церкви многое решает традиция (или догматизированная привычка), и, возможно, оппозиционные на­стро­ения удастся преодолеть просто путем введения новых привычек. Когда сама мысль о единстве из экзотической превратится в естественную, даже богословам станет легче ее обосновать. Кстати, этот пример стоило бы обдумать тем, кто стремится к объединению украинского православия.

У православно-католического диалога нет и не может быть быстрых успехов - за тысячу лет накопилось слишком много противоречий и взаимных счетов. Но волю к устранению препятствий лидеры диалога демонстрируют неукоснительно.

"Следующая остановка - Москва", - пошутил Папа Франциск, садясь в самолет в Стамбуле. На что немедленно отреагировали в Москве: там вообще последнее время очень старательно реагируют на каждое слово из Ватикана. Дело в том, что интерес Папы-аргентинца к диалогу с московским первоиерархом куда ниже, чем была у Папы-поляка и Папы-немца. Папа Бергольо свободен от большинства европейских травм ХХ века. И потому теперь официальная дипломатия Москвы на ватиканском направлении выглядит почти назойливо. В данном случае пресс-служба патриархии тут же отреагировала, что "мы бы, конечно, ничего не имели против, но есть проблемы, которые и т. д.". Проблема, по сути, одна - "униаты". Это настоящая стена, за которой патриарх Московский может чувствовать себя надежно защищенным от дружественных поползновений Папы Римского.

Но патриарх Московский не только сам не собирается идти навстречу Ватикану в его стремлении к диалогу - он будет "висеть на руках" у тех, кто пытается продвигать православно-католический диалог. Возможно, потому, что не может рассчитывать на то, чтобы возглавить этот процесс. А еще из-за ревности, которую вызывает у него Вселенский патриарх, считающий себя "Папой для всех православных", непосредственный конкурент предстоятеля РПЦ в вопросе первенства в православном мире.

Есть вещи и посущественнее, которые заставляют патриархов Московских настаивать на "особой" роли для себя в этом диалоге, согласно которой все стороны должны договориться сначала с Москвой, а уж потом планировать какие-то сдвиги в мировом православии. Папа Римский может сколько угодно договариваться и подписывать что захочет, с Вселенским патриархом, а патриарх Московский остается при своем особом мнении. Он будет кокетничать и искать отговорки, торговаться, а потом пенять на изменившиеся обстоятельства. Всегда найдутся какие-нибудь очередные "униаты" или "рука Госдепа" в украинском расколе, например. И дело не только в том, что "папенька не велит" - хотя это, без сомнения, весомый аргумент, но и в том, что патриарху Московскому (не только нынешнему, но и его предшественникам) просто нравится эта игра в собственную значимость.

Впрочем, роль "папеньки" тут все же определяющая. Христи­анс­кие предпосылки для встречи патриарха Московского и Папы Римского налицо - это не устают подчеркивать обе стороны, но их встрече препятствуют не греко-католики или "раскольники", как принято говорить вслух, а давняя политика Рос­сии. Про­тивопоставление особенного русского православия католицизму имеет глубокие корни в политике Российской империи, которая изначально, от Петра Первого, выводила особый клон "национального православия", работающего именно в политическом поле. Империя в этом преуспела, и "возрожденная" Сталиным РПЦ - достойная наследница этой убогой традиции.

Одной из задач русского православия было и остается обоснование "особого пути", противопоставляющего Россию Западу. Отчасти тут интересы империи и церкви совпадали, особенно ког­да речь шла о борьбе за души на спорных территориях. Напри­мер, что сделала Российская им­перия в Первую мировую сразу после оккупации Галичи­ны? Попы­талась упразднить УГКЦ. Это был и реванш РПЦ в борьбе с католиками за "каноническую территорию", и чисто политический шаг по русификации Западной Ук­раины.

Пойти на мировую, хотя бы просто согласиться на встречу и чисто номинальные переговоры особенно сейчас означало бы для РПЦ едва ли не предательство своей политической миссии - противопоставления России Западу. Русское православие само по себе обретает смысл только в этом противопоставлении. Мифология Запада в русском православии вообще весьма разработана и демонична. Поэтому уже то, что в РПЦ готовы признать наличие "здоровых сил" на Западе, - большой шаг вперед. Но вступать с ними даже в чисто номинальный союз для РПЦ было бы проявлением безродного космополитизма, которого русские православные не поймут. Русское православие просто не переживет подобного испытания: то, что нас объединяет, - вовсе не русское. А то, что "русское", что "делает особенным", совершенно естественно - разделяет. "Залог здоровья" церкви и прочих "сил" вовсе не "русскость" вероисповедания, а его христианская, то есть в корне космополитическая основа.

Поэтому РПЦ так страстно сопротивляется экуменизму и избегает контактов на высшем уровне с Ватиканом, основным вдохновителем межцерковного диалога. Проклятия в адрес экуменических процессов - проявление подсознательного страха, что нет в русском православии ничего такого, что делало бы его каким-то "особенным". Совсем наоборот, "особенное русское" становится идолом, которому многие в РПЦ поклоняются больше, чем Христу. Недаром, по подсчетам насмешников, в речи патриарха Кирилла на открытии Русского народного собора слова "русский" и "Русь" повторялись очень часто, а слово "Христос" не прозвучало ни разу. РПЦ - целиком российская церковь в том смысле, что скорее предпочтет полную изоляцию, объявит себя осажденной крепостью, а весь прочий мир - царством Диавола, чем откажется от притязаний на то, что она выше каких бы то ни было "общих правил". Даже если они записаны в Священном Писании.